Артем Каменистый - Альфа-ноль [СИ]

Бяка, склонившись, протянул мне кружку:

– Пей Гед. Всё пей. Не разливай, как в прошлый раз. Это стоит целых пятнадцать квадратиков.

– Пятнадцать квадратиков? – нахмурился я. – Это должно быть золотом, но оно почему-то воняет навозом.

– Это не из навоза делается. Это особые специи, корни и цветы. Это Балесса для тебя заваривает. Ты должен выпить всё.

На вкус зелье оказалось ничуть не лучше, чем на запах. Но пятнадцать квадратиков – это мощный аргумент. Морщился я, конечно, сильно, но добил до последней капли, после чего взмолился:

– Воды нет? Запить?

– Воду Балесса сказала после зелья не давать. Хочешь солониной зажевать?

– Да я эту гадость твоими ушами зажевать готов!

– Как же это хорошо! – обрадовался Бяка. – Ты хочешь есть. Когда умирают, есть не хотят. Значит, ты не умрёшь. Я рад.

– А уж как я рад… Что со мной случилось? Что за болезнь? – спросил я, уже чавкая с такой жадностью, будто ни разу в жизни еду не видел.

– В реке очень холодная вода. Ты очень слабый, тебе нельзя мёрзнуть. Балесса говорит, что когда слабый мёрзнет, в нём открывают невидимые двери для злых сил. Наверное, они с демонами пришли, когда было нашествие. И так и остались у нас. А некоторые говорили, что ты мор с собой принёс. Боялись к тебе подходить. Но ты не покрылся язвами, и все успокоились.

– Я тут что, третий день валяюсь?

– Да. Третий.

– Плохо. Откуда у тебя столько квадратиков?

– Когда я понял, что ты сильно заболел, я рыбу отдал Мегере, а все мозги и печень продал. Квадратики на лекарства, а рыба в счёт будущих дней. Я боялся, что нас выгонят назад в сарай. В сарае слишком холодно и сыро при дожде, тебе туда нельзя.

– Спасибо, Бяка, ты всё сделал правильно. Сколько корзин вышло?

– Семь. Мы ещё четыре дня можем ничего не сдавать. Наверное.

– Почему, наверное?

– Я плохо очень считать умею, – потупился Бяка.

– Это исправимо, я тебя научу.

– Правда? Это будет хорошо. Тех, кто умеют считать, трудно обманывать. Они сами все жулики.

– Насчёт жуликов не обобщай. Но ты сосчитал всё правильно, значит, у нас есть ещё четыре дня в запасе.

– Может даже больше. Раз ты пришёл в себя, тебя можно оставлять одного. Теперь ты себе в бреду не навредишь. А я буду работать.

– Опять черемша? Ты забыл, что ли? Мы же победители, а победители не занимаются черемшей.

– Нет, не черемша. Рогоцвет пошёл, сейчас все на нём работают, даже шахтёры, – сказал Бяка так буднично, будто я обязан понимать, о чём речь.

Но я, естественно, вообще ничего не понял, о чём и сообщил:

– Какой рогоцвет? Ты о чём сейчас?

– Разве не знаешь?! – изумился Бяка. – А, ну да, ты ведь недавно тут. На левом берегу Черноводки растёт много рогоцвета. В конце весны он зацветает. Несколько дней цветёт, а потом всё, нет цветов. Цветы – дорогая специя. Это почти самое дорогое, что тут можно добывать легко. Их ведь обрывать любой сможет. Пока он цветёт, все работы прекращаются. Даже в шахту никто не ходит, все на рогоцвете. Даже патрульные рвут рогоцвет. Эш бы тоже его рвал, но кому-то ведь надо здесь оставаться. Пусто здесь сейчас, нет почти людей. Все на левом берегу. Вот и я там буду рвать рогоцвет. Никто не скажет нам ловить рыбу. Рыба может подождать, а рогоцвет не ждёт. Припасы есть, фактория не будет голодать.

– Вот теперь понятно. Сезонная работа, значит. Я не уверен, что завтра смогу что-то собирать.

– Тебе и не надо. Тебе лежать надо. Вон, у тебя глаза сами закрываются. Спи, тебе надо много спать.

Проснулся я уже поздним утром. Плошка с маслом не горела, но пробивавшееся через отверстия в циновке солнце показывало, что рассвет остался далеко в прошлом.

От вчерашней слабости, не дававшей руку поднять над головой, остались лишь отголоски. Но их хватило, чтобы я осознал – подвиги сегодня мне противопоказаны.

Пошарил в мешочке, подвешенном к потолку. Простейший способ сберечь припасы от вездесущих мышей. Чёрствый хлеб, жареная рыбёшка, да завёрнутый в лист лопуха кусок опостылевшей каши. Но даже её я умял с превеликим удовольствием.

Не оставив ни крошки съестного, решил, что валяться и дальше в пыльном подвале – скверная идея. Погода на улице прекрасная, надо выйти развеяться. Заодно и сделаю блесну взамен утраченной. Или даже парочку. Остатков пластин хватит на несколько штук, если не гнаться за большими размерами.

А я, разумеется, не гнался. Чем больше приманка, тем крупнее хищницы на неё кидаются. Та кайта, которая отправила меня на «больничный», соблазнилась вовсе не на мелкую блесну. Она атаковала свою младшую родственницу, пока я тащил её к берегу. На мелкий кусочек металла такой «крокодил» бросаться не должен. Ему это на один зуб, больше сил потратит, чем энергии получит.

Первоначально планировал устроиться на любимом месте, которое располагалось на стене. Но, выбравшись на улицу, чуть не зашатался под ударом солнечных лучей. Идеальный денёк намечается, без прохлады и без жары. Ноги ходят, голова не кружится, так зачем мне сидеть здесь, среди тесно настроенных домишек фактории? Тут обстановка не очень, тут вместо запаха весны нос раздражает гарь из печных труб, а то и что-то похуже, если ветерок задувает от угла с уборной.

Неспешно спустился по тропе до косы, обнаружив здесь заметные изменения. Сети в рыбацком сарае сохнут в полном составе. Никогда столько за один раз не видел. Дело в том, что некоторые полагается ставить ночью, другие утром, третьи в полдень. Не понимаю эту систему, просто не раз наблюдал процесс, подметив закономерности.

Лодок не видать. При мне использовали лишь одну, малую. Вторая, здоровенная, вечно лежала на суше кверху днищем. Даже сейчас видно след волочения этой посудины к воде.

И куда же они подевались?

Ни в протоках, огибающих остров, ни под обрывом правого берега пропажи не обнаружились. Пришлось немало покрутить головой, переходя с места на место, прежде чем заметил их слева. Там, в бухточке среди зарослей невысокого камыша, стояли обе лодки, уткнувшись носами в сушу. И ничего более не просматривалось: ни людей, ни движения в зарослях.

Вспомнил слова Бяки и понял, что лодки использовались для перевозки людей на сбор рогоцвета. Народ бродит где-то там, по левому берегу. И мой компаньон тоже делом занимается.

Как туда попасть, я не представлял, да и не рвался. Спуск с горы показал, что силёнок у меня прибавилось, но говорить о полной победе над слабостью рановато. Надо садиться на солнышке, набираться от него энергии, точить блёсны. Максимум, на что можно решиться, это позже, когда ноги отдохнут после прогулки, пройтись по дальней оконечности косы. Там она сложена исключительно некрупной галькой, в воде под берегом нет валунов и почти нет коряг. Крупные кайты любят крутиться у преград, и потому в таких местах показываются нечасто. Значит, можно попробовать вытащить одну-две мелких, не рискуя нарваться на атаку матёрой рыбины.