Майкл Салливан - Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера

Леди Далгат выдохнула, и это был почти смешок. Одна изящная бровь скептически изогнулась.

– Вы самоуверенны.

Наконец какая-то реакция.

– Нет, я уверен в себе, а это разные вещи. Самоуверенность – неоправданная вера в себя. Уверенность – простое понимание собственных возможностей. Я не хвалюсь, будто я великий любовник – хотя мог бы им быть. В данном вопросе судить не мне. Это я оставляю женщинам.

На сей раз поднялись обе брови, и на лбу леди Далгат возникла крошечная морщинка.

– Однако мы обсуждали искусство, и в этом вопросе я – эксперт. Следовательно, вы можете поверить, когда я говорю, что художника лучше вам не найти, а говорю я это потому, что являюсь самым тонким судьей художественной ценности.

– Господин Стоу, не думаю, что могу доверять вам в вопросах искусства или каких-либо других. Ведь вы отказываетесь позволить мне взглянуть на свою работу. Вы никому не разрешаете хотя бы одним глазком увидеть ваш двухмесячный шедевр.

– Истина не создается по расписанию.

– Истина? Значит, вы пишете истину? Я-то считала, вы пишете меня.

– Да, вас, по крайней мере, пытаюсь, но вы мешаете процессу, отказывая в содействии.

– Что вы имеете в виду?

– Вы от меня прячетесь.

– Я… – Ее взгляд почти сместился. Он видел, как дрогнули зрачки. Прикусив нижнюю губу, она взяла себя в руки, и ее глаза застыли. Она подняла подбородок, едва заметно, возмущенно. – Я перед вами.

– Нет… вас тут нет. Передо мной – графиня Далгат, со всем ее изысканным благородством и пышными регалиями, но это не вы – на самом деле вы другая. Я хочу увидеть ту, что прячется внутри вас. Личность, которую вы скрываете ото всех, боясь, что они заметят…

Леди Далгат посмотрела на него. Не взглянула, не уставилась, а прожгла взглядом. Лишь на мгновение – но за это мгновение он увидел больше, чем за два месяца. Силу. Ярость. Бурю, заключенную в женском теле, под тонким слоем печали утраты и сожалений. Он увидел ее. Это зрелище потрясло Шервуда настолько, что он отступил на шаг.

– Мы закончили, – провозгласила леди Далгат, нарушив позу и сбросив лису. – И я не вижу смысла продолжать эту глупость. Я согласилась на портрет лишь потому, что так пожелал мой отец. Он мертв, а значит, портрет больше не нужен.

Она развернулась на левом каблуке и направилась к двери.

– В таком случае, увидимся завтра! – крикнул Шервуд ей вслед.

– Нет, не увидимся.

– Я буду здесь.

– А я нет.

Выходя, она захлопнула дубовую дверь, оставив Шервуда в одиночестве слушать затихающее эхо ее шагов.

Он не отрывал глаз от двери, которая ударилась о косяк и вновь открылась, позволив ему заметить отблеск исчезающего золотого платья.

Удивительно.

Секунду спустя Шервуд подобрал кисть и тряпку, которые уронил, сам того не заметив, и начал рисовать. Кисть носилась в воздухе, будто подхваченная вихрем, стремительно перемещаясь между палитрой и холстом. Шервуд так сосредоточился на работе, что заметил вошедшего в кабинет молодого человека, лишь когда тот заговорил.

– Что-то случилось?

Шервуд узнал синий сатиновый дублет прежде, чем увидел козлиную бородку, и сразу прикрыл картину. Закрепил сверху на раме мольберта ткань, которую использовал для этой цели. Незаконченные картины часто закрывали, чтобы уберечь от мошек, пыли и волосков, однако сейчас занавесь выполняла более важную задачу.

– Лорд Фокс, простите, я вас не заметил. Что вы сказали?

– Я спросил, не возникло ли проблем, – ответил Фокс, оглядывая кабинет с привычной смесью смущенной невинности и зловещего подозрения. – Я услышал громкий стук и увидел, как графиня выбежала в коридор. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– В этом нет нужды. Сеанс выдался особенно хорошим, но он окончен. Я просто соберу вещи. Сегодня мы далеко продвинулись.

Фокс обошел мольберт и хмуро уставился на прикрытый портрет:

– Надеюсь, это не простыня?

– Вообще-то это моя ночная сорочка, точнее, то, что от нее осталось.

– А в чем же вы спите?

– Сейчас? Ни в чем. Обстоятельства вынудили.

– Хвала Новрону, уже почти лето. – Лорд Фокс взял бутылочку с ультрамарином и перебросил из руки в руку. Вряд ли он по чистой случайности выбрал именно этот пигмент. В отличие от других людей его круга, лорд Кристофер Фокс явно не был чужд миру искусства. – Почему вы до сих пор здесь, Шервуд?

Художник кивнул на прикрытую картину и улыбнулся. Показывать было легко, улыбаться – намного сложнее: Фокс продолжал подкидывать синюю бутылочку.

Лорд оглянулся и презрительно усмехнулся:

– Прошлым летом вы писали портрет моей тетушки Моби, на ее вилле в Суонвике.

– Да, я помню. Прекрасное место. Леди Суонвик была чрезвычайно мила и щедра.

Фокс кивнул:

– Ярдли написал ее портрет за два года до вас, и все же она настояла на том, чтобы вы, его ученик, также ее написали.

– Вообще-то это не редкость.

Фокс прервал игру с бутылочкой и ткнул большим пальцем в закрытую картину:

– Все ахнули, когда вы открыли ее портрет.

– И это тоже не удивительно.

– Увидев вашу работу, тетушка Моби расплакалась. И десять минут не могла успокоиться. Дядюшка Карл решил, что вы ее оскорбили.

– Граф Суонвик вызвал стражу.

– Я слышал, они схватили вас за руки и поволокли прочь, когда тетушка Моби обрела голос и остановила их. «Это я! – сказала она. – Такая, какая я есть на самом деле. Никто прежде не видел меня такой».

– Это тоже случается.

– Вы с ней спали? – Лорд подкинул бутылочку выше прежнего.

– Прошу прощения?

– Таким способом вам удалось произвести на нее впечатление? Заставить проявить подобную щедрость?

– Вы видели картину?

Фокс усмехнулся:

– Нет. Я всего лишь слышал историю. Тетушка Моби хранит портрет под замком в своей спальне, где, не сомневаюсь, предается мечтам о молодом художнике, что постиг ее столь глубоко. Не могу понять, почему нищий художник произвел такое впечатление на супругу графа.

– В этой истории есть смысл?

– Смысл в том, что ту картину, которая столь совершенно запечатлела тетушку Моби, что, возможно, склонила ее к супружеской измене, вы написали за пять дней. Поэтому я повторю свой вопрос: почему вы до сих пор здесь, Шервуд?

– Некоторые портреты писать сложнее других.

– А некоторых женщин сложнее соблазнить.

Шервуд поймал бутылочку в воздухе.

– Краски – не игрушки.

– Как и леди Далгат. – Мгновение Фокс смотрел на бутылочку в руке Шервуда, затем отвернулся. – Я полагал, вы просто пользуетесь добротой своего клиента. Тянете время, потому что у вас нет других заказов. Теперь я думаю, что проявил наивность. – Он снова покосился на укрытую тканью картину, словно это было лицо за вуалью, которое следило за ними. – Наверное, жизнь свободного художника полна трудностей и опасностей. Полагаю, для вас комната в замке, с собственной постелью и студией, – это значительный прогресс. Но вы кое-что забыли. Она благородна, а вы – нет. Это запрещено законами.