Мосян Тунсю Mo Xiang Tong Xiu - Магистр дьявольского культа (Mo Dao Zu Shi)

Чем больше Вэй У Сянь думал об этом, тем серьезнее становилось его лицо.

Из рассказов юношей выходило, что их противник не делал ничего, кроме убийства котов и подкидывания их туш, поэтому, несмотря на то, что Цзинь Лин и Лань Сы Чжуй и выглядели, и звучали весьма испуганно, никакого реального вреда им не нанесли. Напротив, эти события лишь возбудили в них живой интерес и желание докопаться до истины.

К тому же, ученики встретились в Юэ Яне; Вэй У Сянь и Лань Ван Цзи также пришли в Шу Дун из Юэ Яна. Создавалось впечатление, будто кто-то намеренно сбивал юношей с толку и вел их на встречу с мужчинами.

Увлечь кучку неопытных учеников в опасное место и стравить их с разъяренной конечностью мертвеца – разве не схожая уловка использовалась в случае с деревней Мо?

И все же главная загвоздка состояла не в этом. Сейчас Вэй У Сянь больше всего опасался, что… Стигийская Тигриная Печать находится в пределах города И.

Несмотря на то, что Вэй У Сянь очень не хотел допускать такой возможности, подобное объяснение было самым разумным. В конце концов, на свете существовал человек, который смог восстановить половину Тигриной Печати, и хотя по слухам кара настигла его, все же доподлинно неизвестно, где же находится печать сейчас.

Неожиданно Лань Сы Чжуй, сидевший на корточках у печи и раздувавший огонь, поднял голову: «Учитель Мо, мне кажется, каша уже готова».

Вэй У Сянь, оторвавшись от размышлений, прекратил помешивать отвар, взял миску, недавно помытую Лань Сы Чжуем, и попробовал с лопатки немного каши: «Готово. Идите и дайте каждому отравленному по одной миске».

Получив свою порцию и едва набив рот кашей, Лань Цзин И тут же принялся плеваться: «Это что, яд?!»

Вэй У Сянь ответил: «Это не яд, а противоядие! Каша из клейкого риса».

Лань Цзин И сказал: «Во-первых, я не знаю, с чего ты вдруг считаешь клейкий рис противоядием, а во-вторых, я никогда в жизни не ел такой острой каши!»

Остальные юноши, уже успевшие отведать своих яств, наперебой закивали, обливаясь горючими слезами. Вэй У Сянь задумчиво погладил подбородок. Он вырос в Юнь Мэне, а люди из этой местности всегда отличались особой устойчивостью к специям, однако пристрастие Вэй У Сяня к острой пище не поддавалось никакому описанию. Каждый раз, когда его приставляли к кухне, еда выходила настолько жгучей, что даже Цзян Чэн швырял миску на пол и бранился на чем свет стоит. Вэй У Сянь по какой-то неведанной причине никак не мог удержаться от того, чтобы не добавить еще одну ложечку приправы, а потом еще, и еще. Похоже, что и на этот раз он дал волю рукам. Из чистого любопытства Лань Сы Чжуй взял миску и набрал в рот каши. Лицо его тут же покраснело, а из глаз потекли слезы, однако он сжал губы, стерпел и не стал плеваться, попутно подумав: «Вкус настолько ужасен… что мне почти кажется, будто я пробовал подобное раньше».

Вэй У Сянь изрек: «Все лекарство в больших дозах яд. А специи заставят вас пропотеть, и так вы скорее исцелитесь».

Вздохи, полные недовольства, выдавали в юношах недоверие, тем не менее, они со страдальческим видом расправились со своими порциями, при этом щеки их зарделись, а лбы покрылись испариной, словно сама смерть нависла над ними. Вэй У Сянь не мог не заметить: «Вот видите, ничего страшного, верно? Хань Гуан Цзюнь ведь тоже из Гу Су, но он весьма спокойно относится к специям. Почему же с вами не так?»

Лань Сы Чжуй ответил, прикрывая рот ладонью: «Нет, Учитель. Хань Гуан Цзюнь не переносит приправ. Он никогда не ест острую пищу…»

Вэй У Сянь на секунду растерялся: «Вот как...»

Но Вэй У Сянь совершенно точно помнил, что в своей прошлой жизни, еще до предательства Ордена Юнь Мэн Цзян, он один раз встречался с Лань Ван Цзи в И Лине. В те годы все уже резко осуждали Вэй У Сяня, но все же до всеобщего рвения его уничтожить дело пока не дошло, поэтому у него хватило совести как ни в чем не бывало позвать Лань Чжаня на ужин, чтобы вместе предаться воспоминаниям. И тогда все блюда, заказанные Лань Ван Цзи, содержали большое количество сычуаньского перца, поэтому Вэй У Сянь всегда считал, что их вкусы относительно приправ совпадают.

Однако, поразмыслив над этим сейчас, Вэй У Сянь не припомнил, касался ли Лань Ван Цзи вообще своих палочек. Впрочем, он еще тогда забыл, что сам пригласил Лань Ван Цзи отобедать, и в итоге тот заплатил за них обоих, вот почему запамятовать подобную мелочь было вполне в духе Вэй У Сяня.

Сам не зная отчего, но он вдруг очень-очень сильно захотел увидеть лицо Лань Ван Цзи.

«Учитель, учитель Мо!..»

«Хм?» - Вэй У Сянь, наконец, очнулся от своих мыслей. Лань Сы Чжуй прошептал: «Дверь пожилой дамы… отворилась».

По комнате гулял непонятно откуда возникший зловещий ветер, то приоткрывая, то закрывая дверь в каморку старой женщины. В щелке виднелась сгорбившаяся тень, в расплывчатом мраке сидящая за столом. Вэй У Сянь дал юношам знак оставаться на своих местах и в одиночестве направился в комнату.

Тусклый свет масляной лампы и свечей из главной комнаты просочился в ее каморку. Пожилая дама сидела, низко наклонив голову, и словно не замечала, что к ней кто-то вошел. Похоже, она занималась рукоделием: на коленях ее лежала ткань, туго растянутая на пяльцах, а окостеневшие руки негнущимися пальцами прижались друг другу, будто силясь продеть нить в иглу.

Вэй У Сянь присел за стол рядом с ней: «Хозяйка, почему мы бы вам не зажигать лампу, когда вы вставляете нитку в иголку? Позвольте мне помочь».

Он взял работу из ее рук – нить с легкостью прошла сквозь ушко. Затем он передал иглу пожилой даме и, как ни в чем не бывало, вышел из ее комнаты, плотно притворив за собой дверь: «Вам незачем туда заходить».

Цзинь Лин полюбопытствовал: «Ну что, тебе удалось разглядеть, жива эта карга или же нет?»

Вэй У Сянь ответил: «Не называй ее каргой, это очень невежливо. И пожилая дама – живой мертвец».

Юноши переглянулись, а Лань Сы Чжуй спросил: «Что такое «живой мертвец»?

Вэй У Сянь объяснил: «Ее тело мертво от макушки до самых пят, но на самом деле она жива. Вот что такое «живой мертвец».

Цзинь Лин поразился: «Так значит, она все еще жива?!»

Вэй У Сянь спросил: «Вы заглядывали внутрь?»

«Да».

«Что вы видели? Что она делала?»

«Вдевала нить в иглу».

«У нее получалось?»

«Нет…»

«Правильно. Она не может вдеть нить в иглу, потому что мышцы покойников деревенеют и не способны выполнять столь сложные действия, их суставы практически не гнутся. А следы на ее лице – это не старческие пятна, а трупные>. Она даже обходится без пищи, дыхание – единственное, что делает ее живой».

Лань Сы Чжуй пролепетал: «Но… Но пожилая дама находится уже в довольно преклонном возрасте. А многие старые женщины слабы глазами и не могут вдеть нить в иглу».