Синтия Хэнд - Священная [litres]

– Давай больше никогда не будем расставаться? – говорю я. – Не думаю, что смогу пережить это.

Его взгляд смягчается.

– Договорились. Больше никаких расставаний. Поехали, – отвечает он, беря меня за руку и отводя обратно к моей машине, которую я припарковала на краю выжженной поляны. – Давай убираться отсюда, черт побери, – усмехается он, затем открывает передо мной дверь и, оббежав машину, усаживается на пассажирское сиденье.

Прикольно, что он упомянул чертей.

Но с меня хватит этого ада.

Вряд ли кто-то сможет узнать в девушке, которая заехала в первый учебный день на парковку Старшей школы Джексон-Хоул на серебристом «Приусе», меня. Во-первых, это блондинка с длинными, золотистыми волосами с рыжеватым оттенком. Она затянула свои волосы в тугой хвост на затылке и надела серую фетровую шляпу, которая, по ее задумке, должна отвлечь внимание от волос своим винтажным и стильным видом. Кожа этой девушки выглядит загорелой, вернее, слегка тронутой загаром и как будто светящейся изнутри. Но дело не только в волосах и коже, которые даже мне кажутся чужими, когда я смотрю на себя в зеркало. А в глазах. В моих больших серо-голубых глазах появился отпечаток знаний о добре и зле. Я стала выглядеть старше. И мудрее. Надеюсь, не только выглядеть.

Я выбираюсь из машины. Небо над головой серое, все еще идет дождь. Не удержавшись, я вглядываюсь в облака и пытаюсь найти в своих чувствах хотя бы намек на скорбь, которая бы подтверждала, что в небе скрывается падший ангел. Хотя мама уверяла, что Семъйяза [1] В первой книге его звали Самджиза. Данный вариант перевода является наиболее точным (И. Р. Тантлевский, Книги Еноха). – Прим. ред. вряд ли объявится так скоро. Я ранила его, и, по-видимому, Чернокрылому понадобится много времени, чтобы исцелиться, из-за того, что в аду оно течет совершенно по-другому. День там равняется тысяче лет, а тысяча лет – одному дню. Я даже не пытаюсь притвориться, будто понимаю, что это означает. Просто радуюсь, что нам не придется убегать из Джексона, сжигая все мосты. По крайней мере, пока.

Не почувствовав ничего тревожного, я оглядываю парковку в надежде увидеть Такера. Но он еще не приехал. А значит, не остается ничего другого, кроме как отправиться внутрь. Так что я поправляю шляпу в последний раз и направляюсь к двери.

Да здравствует мой выпускной год!

– Клара! – зовет знакомый голос, прежде чем я успеваю сделать несколько шагов. – Подожди!

Я оборачиваюсь и вижу Кристиана Прескотта, который выбирается из своего новенького пикапа, черной громадины на хромированных колесах с надписью «максимальный налог» на боку. Его старый пикап – серебристый «Аваланш», который постоянно появлялся в моих видениях, – тоже сгорел в лесу. Это был не лучший день для пикапов.

Через несколько секунд Кристиан уже бежит в мою сторону. Глядя на него, я чувствую себя странно и нервозно, словно у меня выбивают почву из-под ног. В последний раз я видела его пять ночей назад, когда мы стояли на моем крыльце, промокшие от дождя и перепачканные сажей, пока пытались собраться с духом, чтобы зайти внутрь. Столько всего безумного случилось в наших жизнях, что мы даже не успели в этом разобраться. Правда, стоит признать, в этом нет его вины. Ведь он звонил мне. Постоянно звонил в первые несколько дней. Но каждый раз, когда на экране телефона высвечивалось его имя, что-то внутри меня замирало, как всем известный олень в свете фар. И я не решалась поднять трубку. А когда наконец это сделала, мы не знали, что сказать друг другу. И все свелось к обмену фразами:

– Значит, тебя не нужно было спасать?

– Нет. Да и тебе не требовалась моя помощь.

Затем мы неловко рассмеялись, будто все произошедшее было чьей-то неудачной шуткой, а потом замолчали. Да и что еще можно было сказать? Прости, я все испортила, в том числе и твое божественное предназначение? Приношу извинения?

– Привет, – с трудом дыша, говорит Кристиан.

– Привет.

– Милая шляпка, – добавляет он, но его взгляд скользит по моим волосам, словно каждый раз, когда он видит мой натуральный цвет, это лишний раз подтверждает, что я девушка из его видений.

– Спасибо, – выдавливаю я. – Приходится шифроваться в школе.

– Шифроваться? – нахмурившись, переспрашивает он.

– Ну, знаешь. Скрывать волосы.

– А. – Он приподнимает руку, будто собирается коснуться пряди моих несносных волос, которая уже успела выбиться из-под резинки, но тут же сжимает руку в кулак и опускает обратно. – Почему ты вновь не покрасишь их?

– Я пыталась. – Я отступаю на шаг и заправляю выбившуюся прядь за ухо. – Но краска не держится. Не спрашивай меня почему.

– Магия, – говорит Кристиан, и уголок его рта изгибается в крошечной улыбке, которая еще в прошлом году растапливала мое сердце, словно масло.

Он очень сексуальный. И знает это. А у меня есть парень. И он знает об этом, но все же улыбается мне и флиртует. Это меня бесит. Я стараюсь не думать о сне, который видела каждую ночь на этой неделе. В нем Кристиан кажется единственной соломинкой, не дающей мне потерять рассудок. И стараюсь не вспоминать о словах «Мы принадлежим друг другу», вновь и вновь всплывавших в моем видении.

Я не хочу принадлежать Кристиану Прескотту.

Улыбка исчезает с его лица, а в глазах вновь отражается серьезность. Похоже, он собирается мне что-то сказать.

– Ну, еще увидимся, – быстро выпаливаю я и направляюсь к зданию школы.

– Клара… – Он снова бежит ко мне. – Подожди. Я тут подумал. Может, нам сесть вместе во время ланча в столовой?

Я останавливаюсь и смотрю на него.

– Или не сесть, – продолжает он с той же полуулыбкой.

Сердце вновь начинает колотиться. Меня больше не интересует Кристиан, но, похоже, сердце не получило этого сообщения. Черт. Черт. Черт.

«Некоторые вещи меняются. А некоторые остаются прежними», – думаю я.

Конечно же, все замечают мои волосы. Вот только я надеялась, что это вызовет лишь несколько перешептываний да косых взглядов, а через пару дней все об этом позабудут. Но в начале первого урока французского учитель заставляет меня снять шляпу, и через мгновение следует реакция, похожая на ядерный взрыв.

– Такая милая, такая хорошенькая, – выпаливает мисс Колберт и отводит глаза, чтобы сдержаться и не погладить меня по голове.

А я выдаю заранее придуманную вместе с мамой историю о том, что этим летом она нашла невероятного колориста в Калифорнии и заплатила астрономическую сумму, чтобы он превратил меня из рыжего страшилища в сказочную блондинку. И делаю это на французском, старательно изображая, что владею им лишь на школьном уровне, а не как ангел, в совершенстве знающий все языки. И это самая «забавная» часть утра. Уже в девять мне хочется все бросить и сбежать домой. Но я все же уговариваю себя отправиться на урок математики, где после звонка все повторяется снова. И со всех сторон вновь и вновь мне говорят: «Твои волосы, твои волосы. Они такие красивые». И конечно же все повторяется на третьем уроке, которым у меня стоит ИЗО. Только теперь мне кажется, что все принялись рисовать меня и мои удивительные волосы.