Джиллиан - Концепция силы. Юлька (СИ)

— Как дела? — спросила мама, присаживаясь на краешек постели. Юлька в очередной раз самозабвенно и с неожиданным для себя писклявым подвывом зевнула, видимо, так заразительно, что и мама зевнула тоже. — Ну тебя, Юля. Раззевалась! Я сама сейчас свалюсь на твоё тёпленькое местечко!

— Вались! — разрешила Юлька от всей своей выспавшейся души.

Они немножко поболтали о том о сём, потом мама пошла за хлебом: соседка уговорила ходить в фирменный магазин при хлебозаводе. Получалась неплохая прогулка минут на сорок — с заглядыванием во все мало-мальски интересные магазины, особенно те, где есть посудные отделы, естественно.

А Юлька оделась, прибрала постель и внезапно оказалась перед целой кучей дел, начиная с мытья посуды и кончая глаженьем выстиранного вчера белья. Попутно она простирнула набравшуюся мелочь, вымыла и начистила обувь. Быстро работая утюгом, Юлька иронично решила: «Ещё одна причина избавиться от данной мне силы состоит в том, что она какая-т нерациональная. Вот если бы я могла приказать: „Бельё! Стираться гладиться!“ или „Посуда! Шагом марш мыться!“ А то такая мощь — и ни капельки пользы! Кстати, о том, что было ночью…»

Звонок не дал пофилософствовать на тему «если бы да кабы». Юлька отключила утюг и помчалась в прихожую.

— Алло, Юля? Это Саша. Привет.

— Привет, — недоумённо ответила Юлька и вдруг сообразила: Сашка-однокурсник, который возил её к своей тёте.

Следующая реплика Сашки будто подтвердила её мысль.

— Тебе привет от тёти Кати. В общем, я из-за этого и звоню. Она просила передать, что раскинула на тебя карты и у неё выходит примерно так: рядом с тобой близкие смерти.

— Так и сказала — во множественном числе?

— Да, так и сказала. Добавила, что родных это не касается. Ты что-нибудь понимаешь?

— Понимаю. Передай ей спасибо.

— Ага. Пока.

Телефон — серый корпус на коричневой с прожилками полировке трельяжа. Вчера они с Олегом чуть не разбились. Близкие смерти. Понимай как хочешь: то ли близкие — хорошо знакомые люди умрут, то ли близкие — те, которые будут скоро. Ведь только перестала об этом думать…

Едва сунула вилку утюга в розетку, одновременно пытаясь припомнить подробности недавней ночи, — заголосил дверной звонок. «Мама ключи забыла?» — удивилась Юлька. Но ворвалась соседка снизу.

— Юлечка, картошечки не найдётся штук пяток?

Привычная к просьбам такого типа, Юлька безропотно наложила в мешочек требуемое количество картошки и закрыла за соседкой дверь.

Гладильная доска ждала, утюг тоже в полной боевой готовности — только включить. Юлька провела ладонью по наволочке, убирая морщинки с ткани, и вздрогнула. Опять звонят в дверь, причём звонят суматошно. А потом и вовсе нетерпеливо забарабанили, пока Юлька летела к двери.

За дверью оказалась соседка из квартиры напротив — вечно смертельно усталая, вечно смертельно измученная женщина. Измученным голосом она попросила:

— Юля, извините. У нас опять с телефоном что-то. Можно от вас «скорую» вызвать?

— Пожалуйста, — пропустила её Юлька и привычно осведомилась: — С Мишкой опять что-то?

Из троих детей соседки Мишка средний. Хулиганьё по натуре, по судьбе он представлял собой идеальное воплощение «Тридцати трёх несчастий»: его то и дело били страшным боем все, кому не лень; он падал со всевозможных (некоторые ещё найти умудриться надо) высот и ломал себе всё, что можно сломать; переболел всеми на свете болезнями — дважды за учебный год его класс из-за него бывал на карантине. Уроки прогуливал нещадно, а когда появлялся, остолбенело сидел за последней партой и все сорок пять минут урока мог изумлённо таращиться на учителя: «Ой, и чё это я здесь делаю?!» В прошлом году Юлька учила его класс и прошла с Мишкой все прелести стучания в наглухо закрытую дверь.

— Да заболел опять! — с мукой сказала женщина. — Не разберём никак, что у него… И температура уже под сорок.

Она начала говорить с дежурным «скорой», а Юлька вернулась в комнату и выглянула в окно. Так и есть. Мама с соседкой стоит и болтает у подъезда. Забыла про свои сериалы? Хотя… Есть же повторения.

Измученный голос соседки плакал в трубку. Юлька с сомнением оглядела своё неудачное начинание и принялась убирать доску, бельё… А какое было рабочее настроение! Чем бы заняться таким, чтоб не жалко было, если прерывают? Вязанием или чтением? И то и другое жалко прерывать…

Она встала перед книжным шкафом и попыталась взглянуть на его содержимое глазами Олега. Верхняя полка — поэзия, затем вниз — фантастика, детективы, Кинг, опять фантастика. Всё читаное-зачитанное, поскольку и сама частенько полки тревожит, и в школу коллегам носит, и друзья-подруги берут… А вот не взять ли нам мужественно-сурового, со скупой слезой в истовых глазах Майка Спиллейна? После которого почему-то всегда тянет на болезненно-ломкого, тончайшего Фёдора Михайловича?.. Да уж, сейчас, именно в таком состоянии, только и читать о том, как другие преодолевают беды и препятствия, шагая по горам трупов…

— Закрывайте за мной, — заглянула в комнату соседка. — И — спасибо.

Юлька закрыла и снова взялась за надоедливо верещавшую телефонную трубку. Успела подумать, что ни чтением, ни вязанием невозможно заняться, пока не вернётся мама…

Не туда попали. Юлька тупо посмотрела на телефон. Сидеть сложа рук и ждать очередного дёрганья? Она примостилась на краешке трельяжа, посидела. Потом сходила за тряпкой протереть зеркало. Совместим полезное с приятным. Приятное — это чистое зеркало. Полезное — её размышления, достойны ли её ночные приключения записи в «сонный» блокнот. Считать ли вообще сном? Юлька замерла: а вдруг это был всего лишь настоящий сон? Яркий, чувственный? Не было Троих? Не было сквера и разговора с Владом? Спросить Влада — и немедленно! Она потянулась к телефонной трубке, но от резкой трели её буквально подбросило.

После четвёртой трели она успокоилась и подняла трубку дрожащими руками, но ещё долго слушала рыдающие вопли, требующие её, Юльку, прежде чем узнала звонившую.

— Тамара, ты?

Голос захлебнулся тоненьким плачем, и девушке пришлось ждать, пока Тамара справится со своими эмоциями. Наконец, заикаясь, но более-менее связно онаобъяснила свою истерику.

— Ни к кому не могу дозвониться, а в «скорую» позвонила — там посмеялись. А Владу звонить боюсь. Ругаться будет — скажет, блажь нашла…

— А что у тебя?

— Из дому выйти не могу, — грустно сказала Тамара. — Дверь открою, а из дома как будто не выпускают. Муж сначала ругался, потом перестал. Представляешь: меня на руках на лестничную площадку вынес… Я так кричала, так плакала… Он испугался, валерьянкой напоил… Но, Юлечка, я хочу выйти, я не привыкла дома сидеть!