Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]

— А что, этот ваш родственник и вправду был магом? — спросил менестрель Мидеса, когда они оба удалялись от негостеприимной сторожки, провожаемые неразборчивым гуканьем кладбищенского смотрителя.

— Тебя это так пугает? — насмешливо вскинул брови волшебник. — Интересно, наврала монахиня, или вправду могилы тут нет? Мои изыскания утверждают…

— Ну, не то чтобы очень пугало, — пожал плечами менестрель, — но я бы на вашем месте поостерегся демонстрировать такое родство перед попами. Вон, посмотрите, — Седрик кивнул головой в сторону троицы мужиков, сидевших на куче глины у свежевырытой могилы, — может быть, эти что-то знают?

Мидес хмыкнул, согласно кивнул и направился к могильщикам. Но, заглянув в их мутные глаза, убедился, что все трое изрядно подшофе. Долгий и обстоятельный разговор, перемежаемый недоуменными «Кого?» и «Зачем?» пьяных копателей, не дал результатов, и даже салзарово «Сколько?» не подстегнуло их память.

Седрик горестно вздохнул, с предельно почтительным выражением на лице поклонился могильщикам и, подметя беретом первые желтые листья, без лишних разговоров потянул хозяина прочь.

— Ну, и куда теперь? — бодро спросил он, но потом, оглядев расходящиеся в разные стороны аллеи, прорезавшие целое море каменных плит самых разных размеров и мастей, заметно опечалился.

— Может, разделимся? — вздохнул волшебник, мрачно озираясь.

— Разумно, — Седрик поправил сползшую с плеча лютню и стал есть глазами румяную девицу в черном, в обществе кучерявого слуги плывущую по аллее.

— Тогда, — Мидес пихнул в бок размечтавшегося менестреля, — встречаемся у часовни, когда солнце опустится до ее крыши.

Седрик рассеянно кивнул — Мидес вообще не был уверен, что слуга его услышал — и почти бегом направился вослед исчезнувшей за поворотом вдовушке. Волшебнику ничего другого не оставалось, как последовать в другую сторону. Он пошел по аллее, пристально вглядываясь в надгробия, старательно читая имена и эпитафии.

«Кшиштоф Гжижельский — истинный ордалианин, муж и отец», «Збигнев Беля — как некстати ты ушел», «Амалия Перславская — мама, не смотря ни на что, мы тебя помним»…

Где-то через час в глазах Салзара зарябило, спина стала совершенно мокрой, и он устало опустился в траву возле очередного надгробия, прислонившись к стволу старой березы. Волшебник закрыл глаза и мрачно подумал, что если даже могила Изоила Сорда есть на этом кладбище, то на поиски уйдет не меньше месяца. Мидес звучно вздохнул и внезапно отчетливо почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Волшебник вскинулся и, прищурившись, огляделся.

Напротив него на каменном надгробии неподвижно сидел крупный черный ворон и сверлил Салзара темно-сизым глазом. Мидес почувствовал, что не может противиться чарующей силе этого взгляда, и тяжело поднялся. Ворон повернул голову, и на волшебника цепко уставился другой глаз. Птица пронзительно каркнула и, взлетев, переместилась на соседнее надгробие. Салзар, словно зачарованный, последовал за вороном. Неуклюже зацепил сапогом корень березы, проросший на тропинку между могилами, и вполголоса выругался. Так иссиня-черная птица и человек со смоляными волосами миновали кладбище: ворон, будто поддразнивая, перелетал с камня на камень, изредка глухо каркая, а волшебник безропотно шел следом, петляя среди монументов.

Неожиданно на пути Мидеса вырос старинный склеп с коленопреклоненной каменной фигурой у входа, скорбно спрятавшей лицо в широких ладонях. За самим склепом была, похоже, все та же кладбищенская стена, и Салзар, прочитав выбитую над входом фамилию «Выйцеховичи», недоуменно наморщил лоб. Ворон между тем, вспорхнул на крышу склепа, призывно каркнул и исчез среди густого ельника, примыкавшего к этой стороне погоста. Мидес разочарованно крякнул и, скорее для очистки совести, отправился вдоль ограды, оглядываясь по сторонам. Прямо за склепом кладбищенская стена осыпалась: то ли здесь постарался кто-то из живых, то ли властная рука времени — сказать было сложно. Ясно только, что произошло это довольно давно, потому что припорошенные землей булыжники успели порасти травой и мхом, а дикий вьюнок смело рассыпал миниатюрные белые кубки по полуразрушенной кладке.

Салзар оперся ладонью о теплый шершавый камень и ловко перемахнул преграду, приземлившись на ковер из прошлогодних листьев и еловых шишек.

Перед ним стеной предстал еловый лес, густо разросшийся и на первый взгляд казавшийся непроходимым. Откуда-то сверху раздалось знакомое карканье, и Мидес, подняв глаза, увидел «своего» ворона, сидящего на ветке. Птица выжидающе посмотрела на человека и, взлетев, скрылась за деревьями. Волшебник недоуменно пожал плечами, немного постоял, раздумывая, но все же решился и, разведя руками еловые лапы, устремился в чащу.

Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь сплетенные колючие ветви, и Салзар сразу же погрузился в прохладу и сумрак, вдыхая с наслаждением запах хвои и мягко шурша иглицей под ногами. Очень быстро перед ним открылась чуть заметная среди зарослей тропа, скорее всего, проложенная лесным зверьем, и мужчина двинулся по ней, отводя еловые лапы, так и норовившие хлестнуть по лицу. Через несколько минут блуждания между деревьями черноволосый увидел темную бревенчатую стену покосившегося, почти вросшего в землю строения, неожиданно открывшуюся среди насыщенной зелени. Медленно обойдя поросшую седым мхом сторожку, волшебник приблизился к скособоченной приоткрытой двери со сбитым навесным замком и осторожно заглянул внутрь. В домике было темно, пусто и сыро. Салзар, пригнувшись, вошел и огляделся. Остатки грубо выструганной мебели неряшливой кучей громоздились в углу; выложенный крупными голышами очаг неприветливо смотрел черной дырой от дальней стены, а возле самого входа небрежно обтесанные бревна сторожки закрывал спускающийся с потолка длинный полог, потрепанный и грязный.

Мидес аккуратно отвел его рукой, чихнул от поднявшейся пыли и удивленно вскинул брови. Темное дерево, будто картинная рама, обрамляло широкую плиту из черного камня, неизвестно каким чудом державшуюся на изъеденной жучками стене. И когда волшебник осторожно провел ладонью по гладкой поверхности, стирая мохнатый слой пыли и паутины, под рукой неожиданно ярко блеснули серебром витиеватые письмена. Салзар от неожиданности охнул и рукавом стал суетливо очищать камень, жадно вглядываясь в проступающие светящиеся руны. Когда дело было сделано, мужчина понял, что уже видел подобную письменность, коротая долгие часы в гулкой тишине библиотек Даринги. Волшебник улыбнулся: не иначе, текст был написан языком пришлых. А, точнее, языком элвилин, и, скорее всего, более поздним его вариантом, основанным на древних рунах рыжеволосых любовых отпрысков.