Евгений Малинин - Разделенный Мир

В соседнем подъезде жил огромный и совершенно неуправляемый ротвейлер по кличке Майкл. Этот пес был проклятием всего квартала и в том числе собственных хозяев, не способных ни укротить собаку, ни избавиться от нее. В один прекрасный день Майкла вывели на прогулку в неурочное время. Улица и маленький бульварчик, разбитый между домами, мгновенно опустели, и только Марат, увлеченно читавший, сидя на скамейке, детектив, не заметил появления пса. Когда он, услышав сдавленное рычание, вскинул голову, было уже поздно. Майкл, вырывая поводок из рук своего субтильного хозяина, рвался к детской коляске. Марат застыл, охваченный ужасом, – собака была уже в паре метров от скамейки. И вдруг Машенька как-то странно гукнула и взмахнула маленькой ручкой. В тот же момент у огромного пса словно подкосились передние ноги. Он с размаху ткнулся мордой в бордюрную плиту, а затем, тихо поскуливая, подполз на брюхе к коляске и принялся лизать свесившуюся детскую ручку длинным горячим языком. А девочка в это время счастливо смеялась…

И Марат, и хозяин собаки, выпучив глаза и онемев, наблюдали за невероятным поведением Майкла. Прошло несколько минут, пока отец Машеньки не пришел в себя. Вскочив со скамейки, он быстро покатил коляску с дочерью прочь. Горестный вой оставшейся в одиночестве собаки был ужасен. Майкл успокоенно замолчал только после того как Машенька, повернувшись в своей коляске помахала ему рукой и, сказала что-то на своем лепечущем детском языке.

С тех пор, если Майкла выводили гулять одновременно с Машей, пес не отходил от коляски, преданно глядя девочке в глаза и ловя каждое ее повеление.

Пожалуй, начиная именно с этого случая, Марат Еланин начал пристально наблюдать за своей дочерью. А наблюдать было за чем. Чего стоит хотя бы эпизод с лестницей в их подъезде.

Машеньке было тогда годика три, и она уже с год посещала детский сад. Однажды, когда отец забрал ее вечером из сада, она задала ему «взрослый» вопрос.

– Папа, – сказала она, – почему Мишка Шишкин дразнит нашу лестницу?

– Как это – дразнит? – не понял отец.

– Он говорит, что она у нас щербатая… Он говорит, что в его доме лестница новая, а у нас – щербатая!…

Уже было сказано, что Еланины жили в центре старой Москвы, на Арбате. Дом их был, естественно, очень старый, и, конечно, лестницы в подъездах были довольно-таки истертые и оббитые, хотя и с прекрасными, литого чугуна, перилами. Соседний дом, в котором обитал Машенькин одногруппник, Шишкин Мишка, был не менее старым, но Мишкин отец был каким-то крупным начальником по строительной части и смог устроить в своем доме капитальный ремонт с заменой лестничных пролетов. Так что в Мишкином доме лестницы действительно были новыми.

Отец так и объяснил Машеньке, что в их доме лесенки старые, стертые, а заменить их очень сложно, поскольку такие лесенки сейчас уже не делают.

Машенька задумалась, а дня через два, когда отец вел ее домой, она вдруг принялась посыпать каждую выщербленную или слишком уж истертую ступеньку желтым песочком из детсадовской песочницы, что-то при этом приговаривая. Правда, звуки, которые она издавала, речью назвать было нельзя, так – невнятное бормотание.

Марат Семенович строго спросил дочь, что это она делает, на что та спокойно ответила:

– Я ступеньки лечу… Вот я их полечу, они к завтрему и отрастут.

И наутро ступени действительно были как новые – ни щербинки, ни потертости. Больше всего изумило Марата Семеновича даже не явное колдовство в исполнении его дочери, а то, что жители подъезда не обратили совершенно никакого внимания на проведенный его дочерью «капитальный ремонт».

Когда Маша училась во втором классе, произошел случай, чрезвычайно напугавший ее отца. Правда, он об этом никому не рассказал. Просто не успел.

Тот самый Мишка Шишкин, втайне страстно влюбленный в Машеньку, в порыве горячей детской ревности вывел на стене лестничной клетки надпись «Машка – таракашка» и нарисовал мерзкое животное сантиметров пятидесяти длиной с гигантскими усами, торчащими на стебельках глазищами и пятнадцатью членистыми ногами. Эта надпись и картинка радовали жителей подъезда дня три, но вечером на четвертый день Елечка вернулась домой и рассказала мужу с дочерью, что сейчас она в магазинной очереди слышала рассказ Мишкиной мамы о появившемся в их квартире чудовище. Этот жуткого размера жук быстро носился на огромном количестве ног по стене кухни, свистел и плевался.

– После его плевков, – захлебывалась Мишкина мама, – на стенах, полу и обеденном столе оставались вот такие черные пятна, которые ничем не смываются!

По словам Елечки, большинство в очереди не поверили Мишкиной маме, некоторые просто крутили пальцами у висков, и только одна старушка сказала, что это обычный таракан-мутант, которых в тоннелях московского метро видимо-невидимо.

Усмотрев довольную улыбочку на мордашке своей дочери, Марат Семенович босиком выскочил на лестницу. Изумительное Мишкино художество исчезло. На его месте слабо белела сколотая штукатурка. Впрочем, надпись тоже исчезла. Вернувшись домой, он услышал, как дочь успокаивала разволновавшуюся маму.

– Никакие тараканьи мутанты к нам не придут, мамочка. Их просто нет. Был один, и того Мишка нарисовал.

Этот случай, как уже было сказано, очень напугал Машиного папу, но был быстро забыт, поскольку именно в то время появилась Маша-два.

Однажды утром Елечка вошла в спальню дочери будить ее к завтраку и увидела, что та совершенно неподвижно лежит на спине с открытыми глазами и… не дышит! Она хотела притронуться к дочери, чтобы убедиться, что та жива, и… не смогла этого сделать. Она могла дышать, смотреть, слышать, а к дочери притронуться не могла! И тогда она завизжала. На ее визг прибежал перепуганный Марат Семенович, и в этот момент Маша закрыла глаза, глубоко вздохнула и вновь их открыла, явно проснувшись. И тут же обрадовала мать.

– Ой, мамочка, я такой сон видела!!! Как будто я летала над нашим домом, а вокруг было тихо-тихо и светло. А потом по улице поехали машины и из домов стали выходить люди. А я полетела назад и вижу, ты заходишь ко мне!… – Она посмотрела на мать осуждающим взглядом и добавила: – А потом ты как завизжишь, а папа как затопает… Тут я и проснулась.

В течение последующего года Елечка таскала дочку по всевозможным врачам традиционного и нетрадиционного направлений, и каждому рассказывала, в каком состоянии нашла дочь. Машенька каждому врачующему должна была поведать свой необычный сон, а затем и сны, поскольку они периодически повторялись. Однако все эти дипломированные врачи и бездипломные лекари, даже откровенные шарлатаны, сходились на том, что девочка абсолютно здорова. А в лексикон семьи твердо вошло выражение «Маша-два». Именно так называла Мария свое странное состояние то ли сна, то ли бодрствования. К слову, постепенно выяснилось, что Маша-два видит действительно происходящие события.