Ирина Матлак - Десятая жизнь [litres]

Я сама выходить во двор не спешила. Даже находясь в доме, чувствовала воздействие луны, а уж на улице… Это было сложно сформулировать, но я словно бы ощущала на каждой клеточке тела щекотку, которая была отнюдь не приятной. К голове то и дело приливала кровь и периодически мне казалось, что я вот-вот отключусь. Справляться с такими неприятными симптомами, как ни странно, помогали яблоки. Их кисло-сладкий вкус помогал мне сохранять связь с реальностью, вот я и продолжала опустошать лафотьерские закрома.

В какой-то момент невольно бросив взгляд на окно, я застыла. Набежавшая было на луну тучка ушла, и теперь небесный диск неотрывно на меня пялился, походя уже не на леденец, а на гигантский круглый глаз. Проглотив последний кусочек последнего яблока, я медленно, неотрывно смотря на луну, подошла к окну.

Щекотка усилилась. Дрогнули кончики ушей, заходил ходуном хвост, в помещении откуда-то взялся ветер, от которого стало почему-то не холодно, а очень-очень жарко…

– Мя-а-у, – раздалось приглушенное утробное мяуканье.

Это я, что ли?!

– Мя-а-у…

И луна вдруг показалась такой близкой-близкой, словно это огромное желтое, почти что кошачье око надвинулось на меня, поглотило, заставило раствориться… Стало больно. Так больно, что я хотела закричать, но вместо крика издала какие-то невнятные звуки. Кажется, я упала, потому что мир перед глазами дернулся и колени с ладонями ощутили под собой нечто твердое – видимо, пол.

– Госпожа ликой! – словно издалека донесся до меня голос Крикко. – Господин Лафотьер, господин Лафотьер! Здесь госпожа ликой…

Из того же далека я услышала ругательства и как будто ненастоящий голос темного мага, сказавший, что оборот начался слишком рано. Потом меня вроде бы взяли на руки и вынесли на улицу, а затем стали раздевать.

«Только бы госпожа Ериша, а не Лафотьер», – промелькнула в сознании последняя связная мысль, после чего мне все стало безразлично. Безразлично, кто стаскивает с меня одежду, кто причитает, кто просто находится рядом… Кожа соприкоснулась с мягкой травой, которая в сравнении с температурой моего тела показалась очень холодной. Мир стремительно менялся, обрастая все новыми и новыми звуками, запахами, которые словно усилились стократ.

На меня, лежащую на земле, все падала и падала огромная пузатая луна, а вместе с ней обрушивалось и небо с осколками холодных звезд. Звезды водили хороводы, кружили вокруг, увлекая сумасшедше бьющееся сердце в свой невероятный танец. Кажется, в какую-то секунду я совсем перестала моргать, а еще через несколько мгновений луна и небо вновь вернулись на свою высоту и мир затих.

Да… мир затих, а какофония запахов и звуков продолжилась.

Ночные краски стали такими яркими, словно кто-то их сфотографировал, а затем в фотошопе многократно увеличил насыщенность. Где-то стекала по травинкам роса, звучно стуча о землю, шумел морской прибой и шелестели кроны деревьев, в глубинах леса ухали совы, а по ведущей в город дороге стучали копыта везущей повозку лошади…

Я жадно втянула воздух, вбирая все окружающие ароматы: соль, рыба, трава и цветы… ведьма, темный маг, нежить. Мягко ступая по траве, пошла вперед, чувствуя в лапах легкое покалывание. Взгляд подмечал каждую деталь, глаза видели так отчетливо, словно до этого я смотрела на мир сквозь мутное стекло, которое теперь прочистили до блеска.

На несколько секунд замерев, прислушалась – и к яркому миру, и к самой себе. Ощутила, как меня переполняет нечто неизведанное, но вместе с тем парадоксально знакомое. Энергия вскипела, забурлила, вынуждая сорваться с места и устремиться вперед – не важно куда, только бежать, бежать, бежать…

До предела обострившееся зрение различило невидимую обычному взгляду темную пелену – магический барьер, поставленный специально для меня. Смешно! Неужели сотворивший его маг думал, что это сможет удержать набравшую силу ликой?

Проход через него доставил лишь несущественные неудобства, и я понеслась в ночь. Позади снова раздавались какие-то голоса, кто-то устремился за мной в погоню, что только подзадорило и подтолкнуло ускориться.

Была я, были ночь и луна. Была моя быстрая бесшумная поступь и ветер, ласково поглаживающий мою гладкую шерсть. Я бежала вдоль поля, потом юркнула в лес и принялась петлять, путать след, чтобы никто, даже назойливо следующий за мной темный маг, не сумел меня отыскать.

Снова и снова путь освещала луна. Ее лучи путались в кронах шумящих на ветру деревьев и разбавляли лесной мрак. Ухали совы, древняя магия наполняла мир и каждую частицу подсвеченного луной воздуха. Первобытные и древние, как та самая магия, инстинкты гнали меня вперед – еще быстрее, еще, еще, как неуловимая грациозная тень.

Хрустнувшая поблизости ветка заставила меня остановиться и настороженно пригнуться к земле. На опушку, где я оказалась, выскочил заяц, тоже остановился, смешно повел носом и, увидев меня, стремглав бросился прочь.

Приглушенно и довольно мяукнув, я снова помчалась вперед, петляя между деревьями, перепрыгивая упавшие ветки и кусты. Инстинкты и какая-то необъяснимая радость переполняли все мое существо, невыразимые и буйные, как непокорный, сметающий все на своем пути ураган.

В следующий раз я остановилась, оказавшись у кромки лесного озера. Какая-то крошечная моя часть, этой ночью задвинутая в самые отдаленные уголки сознания, понятия не имела, что в этом лесу есть озеро. Но кошка его знала. Скользнув вдоль берега, нашла самое сухое место и, осторожно пригнувшись, посмотрела в водную гладь. В ней отражалось темно-синее, усыпанное звездами небо и всевидящая луна, макушки высоких деревьев и рой парящих над озером светлячков. Водомерки рисовали на воде узоры, сквозь которые проступали очертания крупной кошки – черной, как самая темная ночь, с разноцветными, слегка прищуренными глазами и длинными усами. Кошка была красивой: грациозной, гибкой, с длинным, в меру пушистым хвостом и шелковистой блестящей шерстью. Мне нравилось собой любоваться, и я снова довольно мяукнула.

Я каталась по холодной траве, ловила ртом особо назойливых насекомых и пугала сов, прыгая по веткам деревьев. А потом, вспомнив об одном важном деле, покинула лес и направилась в город.

Теперь мы с луной бежали по пустынным улицам. Редкие прохожие шарахались прочь, от страха даже забывая осенять себя защитным знамением. Они злили, пробуждали болезненные воспоминания, от которых шерсть на загривке вставала дыбом, а из горла вырывался рык. Где люди – там боль. Все причиняют боль, а особенно те, к кому привязываешься. Даже если находятся желающие тебе блага – они все равно бросают. Умирают, уходят, чтобы ты снова осталась одна. Поэтому благо для ликой – всегда оставаться одной, рвать все связи, не привязываться и не любить. Ни в коем случае никого не любить! Только луну… луна никогда не оставит. И не предаст.