Юлия Фирсанова - Чудачка

— Хорошо, — пообещала Вера. — Грецких орехов положить?

— Ага! А если какао сваришь, вообще супер будет! — энергично согласилась Надя, но едва за ними закрылась дверь, как-то поникла и потухла.

— Боишься? — подозревая недоброе, сразу насторожился Дмитрий, продолжая придерживать девушку во время спуска по лестнице.

— Нет, мне стыдно, что я про Леночку сразу не стала выяснять, а она все это время мучается и боится… — вздохнула Надя, сделав бровки домиком.

— Лучше поздно, чем никогда, — преувеличенно бодро возразил Влад. — Сейчас ты нам быстро дорогу и место покажешь, девчонку вытащим и к мамке отправим!

Во дворе Надюшка уже привычно села на переднее сиденье внедорожника, пристегнулась, пока Владислав вел переговоры и коротко объяснял расстановку сил своим людям. Что уж он им выдал за рабочую версию, ни Дмитрий, ни тем более Надя не знали, но в итоге все сработали быстро. Через семь минут внедорожник Дмитрия с Владом на заднем сиденье уже катил по проспекту. На хвосте у него висели потрепанный газик и новенькая, пусть запыленная, «скорая». Мигалок никто не врубал — особо оживленного движения из города все равно не было, народ большей частью возвращался с дач. Так что полоса оказалась почти свободна.

Проводница подтвердила, что дорога та самая. Только когда щит со знаком города появится, надо будет сразу направо сворачивать.

— Хм, а мы до следующего перекрестка пилили и уже там сворачивали на объездную, — отметил следак.

— Этот участок объездной с прошлого месяца на ремонте, — бросил Дмитрий.

Влад вытащил было пачку сигарет, покосился на Надюшку и спрятал курево обратно. Девке, кажись, и так несладко, не стоит ее еще и дымом травить. Похлопав себя по карманам, следователь не выдержал и принялся аккуратно забрасывать «впередсмотрящую» вопросами.

— Номера дома ты не знаешь, но где стоит в деревне, описать сможешь?

— От шоссе съезд, где гравий и грязь вперемешку, — стала выдергивать подробности из картинок Надежда. — По нему ехать вперед несколько минут, потом налево повернуть вдоль ржавого забора-сетки. Потом забор из гофрированного красного листа. Нужный дом почти без забора, только столбы, а между ними тонкие полосы ржавой колючей проволоки натянуты, и все вокруг заросло старой малиной и крапивой. Напролом не пройти, только через калитку.

— Там-то крапивы и колючки нет? — хмыкнул с заднего сиденья Влад.

— Нет, там… — Секундная пауза на сверку с «архивом» — и Надя выдала с омерзением в голосе: — Он борщевик вдоль дорожки посадил. Осторожнее!

То, что сказал Владислав, было сказано очень тихо, чтобы оттопыренные ушки девушки не свернулись в трубочку, но сказано было с большим чувством. Тут же собеседник принялся терзать телефон, передавая информацию коллегам. Не хватало еще кому-то из ребят ожоги получить, когда к дому рванут!

Путь до деревни занял треть часа, и еще минуть семь внедорожник и сопровождающие тряслись по тому, что на громкое звание дороги никакого права не имело. Благо дождей не было и на брюхо никто не сел.

В самой деревне, вернее, жидкой россыпи ветхих домиков, чудом уцелевших среди разрухи и гнилья и опасливо глядящих на большой мир из-за заборов частью заколоченных окошек, снова пришлось слушать Надю. Без ее подсказок передвигаться по Куракино можно было лишь наугад.

До дома за колючей проволокой добрались, притормозили у калитки, поджидая остальных.

— В доме ловушек нет? — криво усмехаясь, на всякий случай справился Владислав и кивнул в сторону кособокого строения, из-за облупившейся краски казавшегося запаршивевшей дворнягой.

— Это не тот дом, — нахмурилась Надя, вытянула шею получше, пытаясь разглядеть развалюху, и, прежде чем следователь начал ругаться, уточнила: — В сарай надо, он за домом, с дороги не видно. В нем подвал настоящий. Там сверху дерюга валяется и тачка ржавая стоит. Если их снять, квадрат пола снимается, только топориком поддеть надо. Топорик в ящике под столом валяется. Кольца и ручки нет.

— Понял! — уже серьезно принял сообщение Влад. — Тебя с собой не берем, в машине дожидайся. Если вопросы будут, я Дмитрия вызвоню. Еще что скажешь?

— Попить возьмите, он ее почти не поил, — попросила Надя. — Вода во дворе есть. За умывальником кран, там кружка.

Внедорожник с водителем и пассажиркой остался стоять у ограды, все остальные подъехавшие люди дождались, когда откроют калитку, и рванули к дому. Предупрежденные о борщевике, шли осторожно, на ходу ломая и прибивая палками особо наглые трубки опасного растения по обеим сторонам дорожки.

Надина информация пригодилась. Сарай за домом нашли и вскрыли быстро, подвал тоже. Из него выпустили заплаканную худенькую девчонку-школьницу с растрепанными светлыми косичками. Бедняжка щурилась от тусклого дневного света и не отходила даже на полшага от женщины-врача. Тут же (Влад не забыл просьбу Надежды) Лену напоили, погрузили на носилки и уволокли на «скорую». Владислав поехал с ней, успев на прощанье отдать машине Дмитрия салют. Благодарить было некогда.

— Домой? — Шельга повернулся к Надюше.

— Да, шарлотка уже остыла и какао сварилось, — умиротворенно вздохнула девушка и затрясла головой, пытаясь выкинуть из памяти все неприятные осколки эмоций и мерзких чувств маньяка. Даже участок со старым домом за ржавой колючкой, и тот лучился ядовито-оранжевой тухлой мерзостью с тинной прозеленью и багряными пятнами чужих мук.

На периферии виновато и удивленно вздохнули Силы. По их мнению, посвященная и избранная обладательница знака благосклонности — печати Двадцати и Одной — не должна была бросаться очертя голову спасать какую-то девочку. Хватило бы, раз уж таково было ее желание, обычного объяснения нужным людям. Но спорить и упрекать Силы тактично не стали. Знали уже: порой людям, даже самым лучшим, в голову приходят очень странные мысли и желания.

— Влад теперь не отстанет, будет пытаться у тебя информацию выуживать, — отметил Дмитрий, побарабанив по рулю.

— Вряд ли я ему смогу помочь, — рассудила скорее с виноватым облегчением, чем с сожалением, Надежда. — Я даже, жив человек или умер, не всегда по фотографии определить могу. Мы с мамой об этом говорили. И почему так, наверняка не знаю. Наверное, потому, что жизнь и смерть у каждого своя.

— Каждому по вере его? — попытался процитировать водитель Булгакова.

— Возможно, — пожала плечами девушка, у которой та книга вызывала очень странные ощущения. Слишком много всего в ней было намешано — от откровенного и даже нарочитого вранья до глубочайшей истины. Может, истина, как завзятая скромница, специально спряталась в ворохе буффонады?

— Но про этого ты знала, — вслух продолжил рассуждения Шельга, не видя смысла затирать тему, раз уж сразу забыть ее, как страшный сон, не вышло.