Наталья Авербух - Напарница вампира

— Третье условие, — театрально прошептал, потянувшись ко мне, авантюрист. — Вы немедленно поклянётесь могилой вашей матери, что не впустите вампиров в дом моих родителей. Ну же, у вас нет и минуты, соглашайтесь скорее — или я сей же час расскажу отцу всю правду!

Времени, за которое синдик поднимался по лестнице, с лихвой хватило не только на требуемую клятву, но и на то, чтобы отвесить наглецу очередную оплеуху — не столько за угрозы, сколько за попытку запечатлеть на моей щеке поцелуй под прикрытием необходимости говорить шёпотом. Надо отдать ему должное — Дрон Перте не только не пытался увернуться, но и явно считал полученный удар чем-то само собой разумеющимся; во всяком случае, он не стал ни возмущаться, ни пытаться как-либо свести счёты. Кто знает, быть может, среди «устриц» принято именно такое обхождение.

Через час, когда синдик гильдии городских стрелков раскланялся, повторив перед уходом предложение сына переехать в его дом, я собирала свои вещи, под видом вежливости отослав служанок: мне не хотелось, чтобы они разбирали мои «рабочие» платья с их потайными карманами.

Нервная дрожь унялась под воздействием вина, опьянение тоже успело пройти, и сейчас меня мучила головная боль: последствия мысленного разговора с напарником. Укладывание вещей — занятие, весьма располагающее к раздумьям, и неудивительно, что печальные мысли заполонили моё сознание. В первую очередь, конечно, меня тревожило приглашение Дрона Перте, который, кажется, не сомневался, что моё спасение даёт ему право на прямо-таки беспардонное нахальство. А, может, его поведение объяснялось знанием моего прошлого. Могу поверить в гостеприимство «устриц» в отношении моей безопасности, но сын синдика и вне своего дома едва удерживался в рамках приличий; нетрудно догадаться, как изменится поведение Дрона, когда я окажусь в его власти. Однако… как неоднократно объяснял мне напарник, его приказы не обсуждаются, и прямое распоряжение проигнорировать невозможно. А вот это подводило к следующим размышлениям: почему вампир, столь легко раздражающийся при одном упоминании сына синдика, внезапно распорядился принять его приглашение? Ситуация показалась ему настолько пугающей или у не-мёртвого были на дом синдика свои планы? А если были, остаётся решить, насколько важна для напарника данная мной клятва.

Вампир никак не вмешивался в мои попытки осмыслить происходящее, и я перешла к самому сложному вопросу: как? Как негодяи узнали моё имя и где именно я проживаю?

В прошлый раз, как говорила Грета, кто-то добыл эти сведения и переправил в Острих. А сейчас? Мы не писали в бюро, ни как меня теперь зовут, ни имя моей квартирной хозяйки: боялись утечки. Внешность у меня ничем не примечательная… Искали дейстрийскую путешественницу? Но ведь госпожа Дентье говорила, что нас таких двое — или они приходили ко второй девушке тоже?

«Ами, — внезапно ворвался в мои мысли напарник, — доверчивая ты моя дурочка, тебе не приходило в голову, что есть одна категория граждан, которая знает о тебе всё и не затруднится проследить, где ты живёшь?»

«Вампиры? — мысленно ахнула я. — Но ведь на меня напали люди!»

«Если тебя только не предал твой кавалер, дурочка, — зло отозвался вампир, — это единственный вариант. Никто больше не мог так точно и много о тебе знать».

«Но, Гари, подумай, ведь могли следить, могла быть утечка, могло произойти что угодно! И потом, ты сам всегда говорил, мёртвые не имеют дела с живыми!»

«А вот это мы сейчас проверим!» — отрезал вампир и снова пропал из моего сознания.

Супруги Перте встретили меня весьма и весьма благожелательно. Хозяйка была осведомлена о случившемся со мной и полна сочувствия, синдик возмущался наглостью бандитов и клялся, что положит все силы на поимку сообщников. Он был одновременно доволен и недоволен сыном: тот храбро вмешался, спас девушку — но зачем было убивать преступников?! Живых можно допросить, мёртвые годятся только на кладбище. Дрон смущённо оправдывался, и из разговора я поняла, что возница той разбойной кареты был ранен, но сумел скрыться, причём никто не знает, куда он делся.

Светский разговор за чашкой чая длился недолго: была уже ночь, когда я только появилась в доме синдика, и засиживаться до утра не имело смысла. Провожаемая Дроном Перте, я поднялась в свою комнату, причём этот наглец как ни в чём ни бывало вошёл туда следом за мной. «Забыв» отдать горничным ключ от чемодана, я могла не бояться, что они найдут среди моих вещей что-нибудь неподобающее приличной барышне, а завтра я встану с утра и разберу всё сама без посторонних глаз. Теперь же мне хотелось только одного — упасть на кровать (которая выглядела несравненно удобнее, чем кровать в доме госпожи Дентье) и заснуть. Увы, как уже говорилось, сын синдика не собирался предоставить мне такой возможности, зайдя в мою комнату и тщательно притворив за собой дверь.

— В нашем доме не принято подслушивать, поэтому мы можем закончить наш разговор, — хладнокровно пояснил этот мерзавец. Я бессильно упала в стоящее у окна кресло и застонала.

— Сударыня, — продолжал Дрон Перте, — пришла пора открыть карты. Мне известно, кто вы такая и какие силы действуют на вашей стороне, а потому мы сбережём немало сил и времени, если вы не будете отпираться. Согласны?

Вне себя от ужаса, я помотала головой, отказываясь продолжать разговор, но сына синдика это не остановило.

— Дорогая моя, вы, кажется, не воспринимаете меня всерьёз или не верите моим словам. Хорошо, я назову вещи своими именами. Вы действуете не от себя и не от дейстрийского бюро безопасности, точнее говоря — от бюро, но не напрямую. У вас есть сообщник — из тех, кто не любит спать ночью 33 33 Острийский эвфемизм, обозначающий вампира. , и именно полагаясь на его защиту, вы совершаете свои рискованные вылазки в тёмное время суток. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Вы… вы бредите! — пролепетала я, в панике вглядываясь в неумолимое лицо Дрона Перте. Мне следовало догадаться, что мерзавец не прекратит преследовать меня разговорами о не-мёртвых, но разве я могла поддерживать подобные речи? Это не моя тайна, и авантюристу стоило дать понять, насколько я не расположена обсуждать с ним бюро и напарника. Как учил Гари, нельзя сознаваться в правоте собеседника, даже если ему известно всё: только так можно удержаться и не выболтать то, чего собеседник не знает… Боже, как я устала! — Вы сошли с ума, и…

— Вы плохо меня поняли, сударыня, — холодно отозвался сын синдика. — Тогда поговорим так: или сей же час здесь, наедине, или завтра с утра в канцелярии крови. Учтите, я могу предоставить «кровникам» неопровержимые доказательства.