Наталья Авербух - Напарница вампира

— Ивона?!

После чего вгляделся внимательнее и закричал ещё громче, с искренним возмущением, нет, даже гневом в голосе:

— Кто это с вами сделал?!

Я оглянулась (вампиров, разумеется, и след простыл), и недоумевающе посмотрела на сына синдика.

— Доброй ночи, сударь, — произнесла я, не придумав ничего более умного. — Что вы имеете в виду?

И тут же замерла, запоздало закутываясь в плащ. Я ведь уже успела забыть, как я собиралась перед выходом из дома… И что должен был подумать Дрон Перте, увидев измученную девушку, на плечах которой еле держится грязная тряпка, бывшая некогда плащом, юбка которой порвана (видимо, зацепилась обо что-то в доме) и смята, корсет отсутствует напрочь, а кружевная блузка, не скрывающая ровным счётом ничего, также разорвана на плече?

— Кто этот негодяй? — процедил сын синдика, хватаясь за шпагу. — Вы его видели? Запомнили? Скажите хотя бы, где это произошло? Ивона, вы меня слышите?

Дрон Перте схватил меня за плечи и встряхнул, а после наотмашь ударил по щеке, пытаясь привести в чувство.

— Ивона!

— Перестаньте, пожалуйста, — взмолилась я, чувствуя, как силы меня покидают. — Со мной всё в порядке, никто меня даже пальцем не тронул, честное слово.

— Тогда чем вы объясните ваш внешний вид? — спросил сын синдика, подхватывая меня на руки. — И какого дьявола вы делаете на улице, когда вам полагается лежать дома в постели? Я, кажется, запретил вам выходить без спутников и без моего разрешения.

— У меня были дела, — устало ответила я, невольно отдаваясь тому ощущению надёжности, которое шло от крепких рук Дрона Перте. — И, сударь, если у нас об этом зашла речь, забудьте о своём проекте лечения моих запястий. Полагаю, теперь мне хватит ромашковых компрессов.

— Так ты сама справилась? — присвистнул сын синдика, нисколько не раздосадованный нарушением своих планов. — Потому-то и выглядишь как ободранная кошка?

— Я бы попросила вас, сударь! — вяло возмутилась я и закрыла глаза.

— Вот шальная девчонка! — восхитился Дрон Перте. — С такой и дело иметь приятно. Но как ты это сделала?

У меня не осталось сил даже на то, чтобы разомкнуть челюсти, но, если бы силы и были, вряд ли сыну синдика понравилась бы та резкая отповедь, которой заслуживала его фамильярность. К моему облегчению, Дрон Перте не стал добиваться ответа, а только ускорил шаг и пробормотал что-то насчёт глотка коньяка прямо сейчас, чашки шоколада утром и какие-то нелестные замечания относительно негодяев, живущих за счёт женщин в самом буквальном смысле. Наверное, сын синдика не хотел бы оказаться на месте моего напарника. Вот только мне почему-то кажется, напарник как раз таки был бы не прочь оказаться на месте Дрона Перте.

— И больше никогда так не делайте! — оборвал сын синдика и без того непрочную нить моих размышлений. Я устало кивнула.

Упоителен бал,

И тонки отражения-свечи.

Гасит их,

Словно мягкою лапкою, вечер.

И движенья легки,

И холодной руки

Не оставь меня, прикосновенье!

Я в безумии лёгком рождаюсь, и это рожденье

Не последнее в жизни моей…

И не первое — так суждено.

Но бездонных морей

Чернота в твоём облике

Бьётся,

И солнца

Не надо, о нём не жалей!

Я устала от спешки,

Кого похищают теперь?

Неужели нельзя

На мгновенье прикрыть эту дверь?

В мире вечна беда,

Прокоптилась слюда

Дней былых, но и ныне не легче.

Нет, постой отвечать, я не верю ни в чьи

больше речи!

Видно, годы проходят не зря,

Постепенно даруя умом.

Но всё так же душа

Задыхается, чувствуя

Смерти.

На свете

Всё кончится сном.

Мне бы выбрать

Послаще, в забытии нежном, но рок

Мой ведёт меня

Мимо покоя. И нежно касается ног

Острие алебард,

И молчанием карт

Только больше пугает. Забвенье

Мне покажется раем однажды, но только

успенье

Дарит этим блаженством.

А миг впереди, иль года —

Потеряло значение. Жестом

Указали мне место.

И горько

Осколком

Снежинки застыла слеза.

Повстречаю друзей

И должна проклинать их за верность.

С каждым шагом

Всё больше я чувствую мерзость…

Только волчий оскал,

Только злости накал

Мною править обязан, пожалуй.

Но лишиться последнего, искры неяркой и

малой?..

Ах, оставь меня, прочь,

Я, в твоих утопая руках, —

Нерадивая дочь

Провиденья.

И слабость

Подкралась,

Не ведая жалости. Страх

Мной владеет,

И тают дыханием свечи.

Будь же проклят и ты,

И прекраснейший вечер!

Но проклятия что?

Не изменят всего

Совершённого, пусть же сегодня

Я пойду против всех, даже против тебя, но

негодно

Отдавать невиновных

На верную злейшую долю!

Ты жесток, и, жестокостью полный,

Накажи, хочешь — бей,

Не заставить

Оставить

Меня эту глупую мысль, зовущую совесть на

волю.

Я готова. Ну, что же ты? Что же? Скорей 36 36 «Прерванный бал», стихи А. Садовникова. !

К людям искусства во всём мире до сих пор сохраняется двоякое отношение. Разумеется, ими все восхищаются, когда, одетые в концертные наряды или сценические платья, они выступают на сцене: в зале погас свет, и видны только фигуры исполнителей. Они — боги, одарившие мир своим вниманием. Их имена у всех на устах, им дарят цветы и, кажется, готовы носить на руках. Но вот представление заканчивается, божества снимают котурны и спускаются со сцены. Быть бы им теперь обычными людьми, как вы и я, — но нет. Публичность этой профессии, многоликость актёров и их склонность со сцены объясняться в любви совершенно разным (подчас недостойным!) объектам сделала из актёров, певцов и музыкантов самых настоящих отщепенцев. Так обстоят дела в Острихе, и, до сравнительно недавнего времени, так было и в Дейстрии. Сейчас, однако, времена всё же меняются, и дети знатных семей в обеих странах (и, полагаю, не только в них) могут без помех музицировать на рояле, петь чувствительные арии или играть в домашнем театре без того, чтобы получить ворох упрёков от старых тётушек и консервативных отцов семейства. А уж живописью (хотя речь, собственно, не о ней) и вовсе занимается каждая третья знатная барышня.

Однако любители — это любители и есть. Хорошенькой девушке, которой перед сном служанка навивает волосы на папильотки, каждый гость, допущенный до домашних концертов, прочит большое будущее, закатывает глаза и твердит: «Ах! Почему бы вам не пойти на сцену? Вы рождены для неё!». Обещания привести «настоящего специалиста», который или которая «послушает, посмотрит и, уж конечно…»