Элвин Гамильтон - Наследие джиннов

— Иксандером звали принца, которого джинны двести лет назад превратили в коня.

— Да какая разница? — бросила я нетерпеливо. — Всё равно я его продала… какому-то Оману, по кличке Ловкие Руки, хотя руки у него просто потные. Вот жулик он точно: честный наверняка сдал бы меня властям как переодетую девчонку.

— Или как синеглазого воришку! — добавил Жинь. — Может, мне тебя сдать?

— Скоро как раз представится случай, — съязвила я. — Солдаты в поезде и ищут меня… то есть вообще-то тебя, но сели на хвост мне.

Он с тревогой вскинул голову, озираясь.

— Просто замечательно… Ладно, давай компас — и валим отсюда.

— Компас?! — Я вытаращила глаза. Неужели ради этого он три дня выслеживал меня в пустыне?

— Не разыгрывай дурачка, Бандит! — Взгляд чужака обшарил меня с головы до ног, как будто ожидал, что я стану держать краденое на виду у всех.

— Это ты дурачок, если так паришься из-за поцарапанной безделушки.

Он схватил меня за руку:

— Ага, значит, точно у тебя! Отдавай живо, и я забуду о том, что ты меня траванула. Даже половину денег за буракки не попрошу.

— Да не травила я! Подумаешь, сонных пилюль подсыпала! — Я попыталась освободиться, но он был сильнее. — А коня ты сам украл — подал мне плохой пример. И вообще, компас твой сломанный!

— Сломанный? — Его пальцы впились мне в запястье.

— Вот именно! — Я старалась не морщиться от боли. Чужак больше не шутил. — Скакала всю ночь не в ту сторону, хорошо ещё, солнце потом помогло.

Он немного расслабился:

— Вот и славненько, будет не жалко отдавать.

— А может, я его выбросила!

— Амани! — Жинь наклонился ко мне, и я почувствовала жар его тела. — Где компас?

Я сжала челюсти и сказала сквозь зубы:

— Солдаты сейчас будут здесь.

— Тем более. Где он? Говори, живо!

Я упрямо молчала, не желая сдаваться. Может, соврать? Сказать, что продала вместе с буракки? Пускай помучается! Нечего было бросать меня в Пыль-Тропе и не пускать в Изман из Садзи! Я всю жизнь бьюсь, чтобы сбежать из песков!

— Амани… — вздохнул он. — Пожалуйста!

Отчаяние в его голосе охладило мой гнев.

— Компас под одеждой, — призналась я.

Жинь отстранился. С неловкостью ощущая на себе его взгляд, я задрала рубашку и полезла под шарф. Нашарила металлический корпус и вытащила наружу. Медная поверхность его была помята, а стекло исцарапано и надколото с одного края. Игла компаса дрожала на небесно-синем фоне оттенка моих глаз с золотыми звёздами. Наверное, дорогая штука.

Сжав мою руку с компасом, Жинь вдруг как-то обмяк и с бесконечным облегчением на лице коснулся своим лбом моего. От него пахло пустыней.

— Спасибо, — шепнул он, прикрыв глаза.

Мои глаза, напротив, широко раскрылись от неожиданности. Наше дыхание смешивалось. Вблизи я различила даже крошечный шрамик у него на верхней губе, а если бы захотела, могла бы прикоснуться к нему губами.

Из конца вагона донёсся стук двери и крики. Глаза Жиня распахнулись, он вздёрнул голову. Мои слова о преследователях, казалось, только сейчас дошли до него.

Он потянул меня обратно в проход между койками, но белые с золотом мундиры уже приближались.

Бежать поздно, некогда даже думать. Надо прятаться — только где? Прямо здесь, в вагоне, больше негде.

Я схватила Жиня за рубашку и вновь притянула к себе, коснувшись костяшками пальцев солнца на его груди — последнее, что я заметила, перед тем как поцеловала его.

Его губы напряглись от неожиданности, пальцы вновь до боли сжали мою руку. Затем он вдруг приник ко мне всем телом, прижимая спиной к стенке вагона.

Проведя жизнь в пустыне, я думала, знаю, что такое жар.

Я ошибалась.

Меня будто охватило пламя, и тело инстинктивно дёрнулось, но Жинь крепко сжал моё лицо в ладонях.

Бежать некуда… да и не хочется.

Мысль едва успела мелькнуть, а потом никаких мыслей не осталось вообще, лишь ощущение его пальцев на шее и его дыхания, заполняющего мою трепещущую грудь. А ещё — желание. Больше, чем желание, — отчаянная потребность.

Его палец задел ссадину, оставленную револьвером тысячника, и я зашипела от боли. Жинь отшатнулся, магический жар между нашими телами мгновенно рассеялся. Наваждение закончилось.

Теперь чужеземец опирался руками о стенку вагона по сторонам от меня, глаза уставились на револьвер, примотанный к моему бедру под рубашкой, а за спиной в проходе мелькали бело-золотые мундиры. Жинь по-прежнему закрывал меня от них своим телом, но больше не прижимался. Не хотел?

Я тяжело перевела дух. Слова выговаривались с трудом:

— Они… ещё не ушли?

Не оборачиваясь, Жинь слегка кивнул. Стенка вагона вибрировала под его ладонями в такт стуку колёс. Он наклонился ко мне, и моё тело будто само потянулось навстречу.

Кто-то хлопнул его по спине, и внешний мир вновь привёл меня в чувство.

— Сколько она берёт, приятель? — поинтересовался пьяный голос.

Рядом на койке грубо захохотали.

В конце вагона кто-то обернулся. Солдат?

Жинь дёрнул меня за руку:

— Всё, бежим!

Дверь, через которую я попала в вагон, теперь стояла распахнутая. Куда он меня ведёт? Обратно? Надо же прятаться!

Не успела я раскрыть рот, чтобы это сказать, как чужеземец крепко обхватил меня за талию и прыгнул.

Полёт продолжался доли мгновения, затем перед глазами мелькнули рельсы, едва разминувшись с моей головой. Но рёбра и твёрдая насыпь, однако, не упустили случая завязать близкое знакомство.

Врезалась я в кучу песка с такой силой, что из груди выбило весь воздух. Мы с Жинем покатились в обнимку — он продолжал крепко сжимать меня в объятиях. От грохота колёс, проносящихся рядом, закладывало уши.

Наконец падение остановилось, и я, шипя от боли во всём теле, оттолкнула от себя чужака. Он ругнулся, схватившись за бок, но я уже вскочила на ноги, готовая мчаться вдогонку за поездом. Последний вагон уже растворялся в ночной тьме и чёрном паровозном дыму. Я шагнула было вперёд, но тут же осознала безумие своего порыва. Даже если удастся догнать, что потом: уцепиться сзади и висеть целую неделю?

Поезд ушёл. Сотни людей приедут на нём в Изман — без меня! Я обхватила себя руками, сдерживая отчаяние, разрывавшее грудь.

— С тобой всё в порядке? — Жинь стоял всё ещё держась за бок. — Амани?

Нежность, с которой прозвучало моё имя, стала искрой в бочонке с порохом. Мой кулак метнулся с разворота в лицо чужаку, но был перехвачен уверенной рукой, совсем чуть-чуть не долетев до носа. Жинь дёрнул меня к себе, едва не свалив с ног.

— Запомни, — произнёс он наставительно, придвинувшись так близко, будто снова собирался целовать, — никогда не бей в лицо, когда противник смотрит тебе в глаза. У тебя предательские глаза, Синий Бандит, они тебя всегда выдают.