Фонда Ли - Нефритовая война [litres]

– Мы слишком долго это планировали, чтобы теперь отступить, Анден. Шелест согласилась и рассчитывает на нас. – Она ободряюще улыбнулась. – К тому же моя роль совсем проста.

– Помните, сразу падайте на пол и не поднимайтесь, пока я не скажу, – велел Рон Торо с водительского сиденья. – Не поднимайтесь.

Времени для репетиции было мало, пришлось обойтись имеющимся.

– Спасибо, что согласились на это, – сказал Анден Рону.

– Поблагодаришь, когда дело будет закончено, а мы окажемся в безопасности, – ответил Рон. – Лучше всего где-нибудь в тепле и на другом континенте.

Он вышел из машины и открыл багажник. Анден и Вен тоже вышли. Вен до сих пор поражалась, как изменился Анден внешне. Он щеголял короткой бородкой, сделавшей его лет на пять старше, на нем были очки в смелой черной оправе, костюм модного покроя с узкими лацканами и галстук в бело-голубую полоску. Выглядел он как современный горожанин из Порт-Масси, ничего общего с прилежным студентом Академии Коула Ду, которого она знала в Жанлуне. Анден поправил галстук.

Судя по тому, как часто он бросал взгляды на Вен, она поняла, что Анден до сих пор не уверен в принятом решении, но не хочет все испортить, не подчинившись. Она лишь надеялась, что Анден избавится от всяких признаков нерешительности, как только они окажутся внутри. Рон достал из багажника профессиональную зеркальную фотокамеру, которую повесил на шею, кофр для камеры и штатив. Вен разгладила юбку, взяла кожаную папку и аккуратно вставила перьевую ручку в нагрудный карман жакета.

В вестибюле отеля «Крествуд» они расселись в ожидании на диванчиках возле бара. Их должен был встретить охранник Запуньо, но увиванцы никогда не отличались пунктуальностью. Через полчаса Вен начала волноваться. Она заметила, как Анден поглядывает на часы на стене, вероятно, в его голову закрались те же подозрения – Запуньо все-таки решил отказаться от интервью, и к ним либо никто не выйдет, либо их отправят восвояси. Трудно сказать, какое чувство было сильнее – разочарование или облегчение. Если контрабандист ускользнет обратно на Увивы, Вен снова будет каждый день жить в страхе перед нападением. С другой стороны, она сделала все возможное. Муж никогда не узнает, что она пошла против его воли. Может, они найдут другой способ добраться до Запуньо, как Хило и обещал.

Из лифта вышел человек и направился к ним. Вен никогда прежде не видела баруканов вживую, но этот человек в щеголеватой шелковой рубашке и массивных золотых перстнях с нефритом выглядел донельзя стереотипно. Со смесью презрения и любопытства Вен подумала, что, может, это не баруканы копируют образы из кинофильмов, а совсем наоборот. Когда он приблизился, Анден встал. Вен с облегчением отметила, что нервозность Андена никак не проявляется внешне. Пожимая барукану руку, он заговорил на эспенском уверенно и четко, хотя и с легким акцентом, назвался журналистом Рэем Каидо и представил Рона Торо и Вен под фальшивыми именами как своего фотографа и помощницу.

Барукан кивнул и повел всех троих к лифту. Они поднялись на двенадцатый этаж, где находились самые дорогие номера. Наверху у лифта ждал еще один барукан, моложе. Раскинув руки, баруканы показали, что обыщут журналистов, прежде чем позволят им пройти дальше. Андена и Рона Торо прощупали на предмет оружия, камеру Рона тоже осмотрели. Молодой барукан в замешательстве поглядывал на Вен. Шотарцы – чопорный народ.

Вен развела руки в стороны, и барукан провел ладонями по ее бокам, спине и ногам и тут же отошел. Вен отметила, что зеленые камни, болтающиеся у него на шее, – это бутафорский нефрит, но в ушах настоящий. Барукан на мгновение замер, определив Чутьем, что ни у одного из гостей нет нефритовых аур, а потом повел дальше по коридору к двери номера. Он постучал и впустил их.

Запуньо сидел в широком кресле в центре гостиной. Вен поразил его низкий рост, в большом кресле посреди просторной комнаты Запуньо выглядел почти ребенком. Он был в слегка помятом льняном костюме, из кармашка на груди выглядывал отглаженный платок – попытка выглядеть официально. В коричневых мокасинах виднелись раздувшиеся ступни с проступающими венами. Удивительно, но при взгляде на него Вен охватила жалость, почти сочувствие. Пусть Запуньо и богач с извращенным умом и честолюбием, но он заперт в этом жалком теле. Казалось неправильным, что такой человек обладает нефритом или бросает вызов Зеленым костям.

Старший сын Запуньо стоял у окна за отцовским креслом, рядом с другим телохранителем. То есть всего в комнате было пять человек, из них три барукана.

– Господин Запуньо, – произнес Анден по-эспенски, – благодарю за то, что согласились дать интервью. Это редкая возможность, и я польщен, что вы доверили свой рассказ именно мне. Как вы предпочитаете говорить – по-эспенски или по-кеконски? Я говорю на обоих языках.

Запуньо облизал губы.

– Мой эспенский не особенно хорош. Давайте поговорим на кеконском.

– Обещаю отнять не больше часа вашего времени, – заверил его Анден, переходя на кеконский, и сел в кресло напротив контрабандиста. – Во время нашего разговора моя помощница сядет в стороне, чтобы делать заметки, а фотограф сделает несколько снимков. Не обращайте на них внимания, как будто в разговоре участвуем только мы двое.

Вен улыбнулась и кивнула, поставила чуть поодаль стул и села. Она открыла папку, вытащила из нее пустой блокнот, а из кармана достала толстую перьевую ручку. Рон Торо установил рядом с ней камеру на штатив. Запуньо бросил на них беглый взгляд.

– Откуда ваши родители, господин Каидо? – поинтересовался контрабандист.

– Моя мать кеконка, а отец эспенец.

– Но фамилия у вас кеконская.

– Родители расстались, и меня воспитывала мать, – объяснил Анден и добавил с деланой шутливостью: – Вы сами собираетесь взять у меня интервью?

– Я интересуюсь прошлым любого журналиста, который так настаивает на встрече со мной, – сказал Запуньо. Телохранитель поставил на столик рядом с контрабандистом стакан минеральной воды с соломинкой. Запуньо отхлебнул, прежде чем продолжить. – Вы родились на Кеконе или в Эспении, господин Каидо? Почему ваши родители приехали в эту страну?

– Я родился на Кеконе, – ответил Анден, – но еще ребенком приехал в Эспению.

Это была первая полуправда, и хотя Вен сомневалась, что баруканы сумеют Почуять такую мелкую ложь, с каждым последующим обманом тело Андена напрягалось, и это может вызвать подозрения. Вен сняла с ручки колпачок и поднесла ее к бумаге. Она взглянула на Рона Торо – тот присел по другую сторону от Запуньо и фотографировал.

– Что касается причины приезда моей семьи в Эспению, – продолжал Анден, – думаю, родители искали здесь новые возможности. Они считали, что мне будет лучше в Порт-Масси, ведь я похож на эспенца, а Кекон в то время был опасным местом. А что насчет вас, господин Запуньо? – спросил он, меняя тему. – Как вы стали тем, кто вы сейчас?