Брайан Олдисс - Гелликония

С другой стороны, к королеве он испытывал не меньшую привязанность, чем к королю, и предан ей был не меньше. Эгоцентрик, он любил МирдемИнггалу как дочь, в особенности с тех пор, как при страшных обстоятельствах погибла его жена. Прекрасный образ королевы согревал холодное сердце старого ученого. Он с чистой совестью мог воздеть перст и сурово проговорить: «Вы должны оставаться верным той женщине, которую любите, ваше величество, ибо лучшего союзника и друга вам не найти за целую жизнь…» - но (возможно потому, что маячащее перед ним в сумерках лицо короля было искажено гневом) сказать это у него не хватило духу. С ним было его детище, труд всей жизни, его книга, за которую тоже нужно было бороться и чью судьбу необходимо было отстаивать.

Кроме того, заданный вопрос по большому счету был слишком труден для любого, кроме самого короля.

– Ваше величество, я боюсь, что у вас снова пойдет носом кровь, так сильно вы переволновались - вам бы лучше выпить вина. Прошу, вот бокал.

– Всемогущего ради, вы всегда были для меня образцом рассудительности и надеждой на мудрый совет - почему же вы теперь уходите от ответа? Мне нужна ваша помощь! Вы бросаете меня в самую трудную минуту!

Сутулые плечи советника еще больше сгорбились под потрепанным чарфрулом.

– Ввиду невероятной сложности проблемы моя первая обязанность как вашего личного советника сформулировать эту проблему для вас со всей возможной ясностью. Вы, и никто другой, должны теперь решать, что делать, потому что, во-первых, никто не в силах вам этого подсказать, а во-вторых, потому что вам придется потом жить с этим решением. Скажу только вот что: на стоящую перед вами дилемму можно смотреть двояко.

ЯндолАнганол, повернувшийся уже было, чтобы идти к двери, остановился и через всю комнату прямо взглянул на внезапно постаревшего СарториИрвраша.

– Почему я всегда должен так страдать? Почему королевский удел всегда отличается от удела простых людей? Если на мою долю выпадает принимать такие решения и потом претворять их в жизнь, тогда почему я не ангел или дьявол?

– Никому не дано этого знать, только вам, сударь.

– Тебе на все наплевать, верно, - на все, включая меня и королевство, ты знаешь только одно, свою ежедневную возню с покрытыми прахом останками прошлого.

Советник зажал дрожащие руки между колен.

– Может быть, мне и не все равно, ваше величество, но что я могу поделать? Я всегда говорил вам и повторяю сейчас, что трудности, с которыми нам приходится сталкиваться, в основе своей происходят от повсеместного ухудшения климата. Как только это стало мне ясно, я принялся за изучение манускриптов и наткнулся на летописные жития некоего короля по имени АозроОнден, правившего четыре столетия назад другим Олдорандо, отличным от того, с которым мы имеем дело сейчас. Как утверждают летописи, король АозроОнден взошел на трон, умертвив своего брата, с которым до некоторых пор делил правление.

– Я знаю эту легенду, и что с того? Я ведь не собираюсь никого убивать.

– Эта легенда, на мой взгляд написанная весьма мило, отличный образчик мышления в древние, примитивные времена. Возможно, вовсе не следует воспринимать эту историю буквально. Взглянув на нее как на аллегорию, можно увидеть груз ответственности за убийство или тяготы смены времен года, будь то ледяная жестокая зима, изгоняющая лето, или удушливая жара, сменяющая холода, - и тут и там в итоге страдаем мы, люди. Нам на роду написано страдать за грехи предков. Безнаказанно нельзя сделать ни шагу; боль будет всегда. Вот таков мой ответ.

Король застонал.

– Ты, жалкий книжный червь, не от вины я страдаю, а от любви!

Выскочив из комнаты, король с силой хлопнул дверью. Он не собирался раскрывать перед советником душу - ведь он, Орел, на самом деле сходил с ума от саднящего чувства вины. Он несомненно любил королеву; вместе с тем сидящий где-то в глубине его существа червячок извращения заставлял короля стремиться к свободе, и, понимая это, он испытывал муку.

Она была королевой королев. Весь Борлиен был влюблен в нее. Еще один невыносимый поворот пронзающего душу винта - он знал, что жена заслуживает всенародной любви. Возможно, она была слишком уверена в нем, никогда не допускала и мысли о том, что он может разлюбить… Возможно, она получила слишком большую власть над ним…

И эта крепость - ее тело, спелое, как налитая пшеница, мягкие моря волос, сладостная влага чресл, туманная головокружительность взгляда, такая спокойная уверенность улыбки… Но каково это - вонзиться по рукоять в только начинающую поспевать плоть претенциозной задаваки принцессы-полумади? Конечно же, это будет нечто совершенно иное, неизведанное…

Его мысли мучительно шарахались из стороны в сторону, корчились, метались вместе с ним по опустевшим залам и запутанным переходам дворца. Дворцовая обстановка подбиралась случайно, наудачу. Чертоги соорудили на месте бывших крепостных башен, флигеля прислуги - сымпровизированы из руин. Великое и роскошное, вызывающее жалость и полунищее могло стоять бок о бок. Те сильные мира сего, что жили здесь, высоко над городом, изнывали от тех же неудобств, что и ничтожнейшие из горожан.

Одним из таких неудобств можно было бы назвать замысловато преломленную линию границ неба, сейчас четко выделяющуюся на фоне затемняющих облаков над головой. Теплая мгла равнинного воздуха клубилась над городом - так кошка равнодушно сворачивается клубком над убитой мышью. Выцветшие паруса, деревянные флюгеры и маленькие ветряки кузниц торчали над крышами домов словно бесполезные символы попыток тех, кто пытался принести хоть немного свежести и прохлады страдальцам в подземных казематах. Шагая по лабиринту своей обители, король прислушивался к ритмическим скрипам деревянных флажков умоляющего об отдыхе семафора, переговаривающегося в сумерках со своим далеким товарищем. Только раз ЯндолАнганол поднял голову, будто привлеченный заунывным пением неуклонно приближающегося рока.

Вокруг уже никого не было, только стража. Стражники, по большей части двурогие, стояли за каждым поворотом. С оружием наперевес или на караул, неуклюже марширующие и сменяющие друг друга воины королевской гвардии были сейчас единственными хозяевами дворца и хранителями его тайн.

Шагая сквозь сгущающиеся сумерки, король салютовал стражникам, почти не замечая их. На целом свете остался только один человек, от кого он еще мог надеяться получить совет. Возможно, совет, порожденный подлыми намерениями - но так или иначе он его услышит. Создание, о котором шла речь, само по себе было одной из тайн дворца. Король шел к отцу.

По мере того как Орел все ближе подходил к той глубинной, внутренней части дворца, где томился в заточении его отец, в коридорах росло число стражей, замирающих навытяжку при появлении государя с такой удивительной стремительностью, словно от его царственной особы исходил какой-то особый флюид, в мгновение ока замораживающий тела людей. В резных каменных выемках кишели и пищали летучие мыши, из-под ног короля порой разбегались куры; но в остальном дворец хранил странное безмолвие, как будто, как и хозяин, был погружен в нелегкие размышления о сложном выборе.