Карина Демина - Лиса в курятнике

— Как каторжанам? — усмехнулась Таровицкая, принимая чашку с травяным отваром. — Думаешь, согласятся?

Одовецкая удивленно моргнула.

— Это вопрос здоровья.

— В том и беда целителей, что кроме здоровья вас мало что интересует. Ты вылечила — и молодец, конечно… но дальше что? Пусть помирают, главное, чтобы здоровыми?

— На самом деле проблем несколько. — Лизавета решилась подать голос. — Жилье и работа. Будет место, где жить, будет возможность трудиться и получать деньги, они сами устроятся наилучшим для себя образом. Но…

Таровицкая сунула ворох мятых бумажек.

Списки, стало быть.

И надобно просмотреть. Большей частью женщины, пусть и крепкие, горного народа… это и плохо, такая кровь в городе приживается с трудом. Да и какая работа тут сыщется?

— Допустим, можно договориться с мастерскими, чтобы взяли детей на обучение… — Таровицкая крутила чашку и принюхивалась. Отраву выискивает? — Только ученикам живется несладко, даже тем, за кого платят. А мы сможем заплатить?

— Я — нет, — сказала Лизавета. — Разве что рублей пятьдесят…

Потому что ей жаль детей, но сестер еще жальче.

— Не думаю, что это станет проблемой. — Одовецкая перебросила косу за спину. — Сколько их там?

— Детей старше семи? Мальчишек… с дюжины две. Девиц — около сотни…

— Почему так?

— Потому что, блаженная ты наша, — ответила Таровицкая, — мальчишки почти все в шахтах остались, они с малых лет там работают. И девок берут, но не всех. Если семья побогаче, то берегут, чтоб потом замуж выдать. С выработок не больно-то рады брать…

Одовецкая фыркнула, но смолчала.

— Девиц можно в прядильни или, если кто половчее, к швеям. Женщин…

— В прачки не пойдет. — Лизавета покачала головой. — Местные не пустят. Работы мало. Но они сильные, можно в пимокатни попробовать или… Только они все одно чужие городу.

Воцарилось молчание.

Задумчивое такое.

— А если… — Таровицкая почесала подбородок пером. — Если переселить?

— Куда?

— Так… к нам. Земель-то на Севере довольно. И у тебя, между прочим, хватает, что вовсе диких, что… проклятых.

— Это те…

— Именно. Местные там не селятся, хотя мы пятерых целителей вызывали, чтоб проверить. Все постановили, что безопасно. Даже избы поставили, чтоб людей приманить, но все равно ни в какую. Избы те уже, конечно, попорченные, следить-то некому, но подновить — все не наново складывать.

Одовецкая присела, опершись локотком на заваленный стол, глаза прикрыла.

— Думаешь, согласятся?

— Думаю, если дать подводы и пообещать подъемные на обустройство, то…

— Выбор должен быть. — Лизавета пролистала бумаги. — А еще, как у вас там с женихами?

— Что? — моргнули обе княжны одновременно.

— Женщины. — Лизавета потрясла стопкой. — Здесь несколько сотен женщин, многие из которых очень надеются отыскать мужа. Хозяйство — это хорошо, но там его женской рукой не удержишь. Потому и спрашиваю.

— А ведь… — Таровицкая прикусила кончик пера. — Она права.

— И насколько я знаю, с невестами на Севере всегда было… туговато.

— Правильно знаешь.

— А если приданое…

— Не кидайся деньгами, — велела Таровицкая, — пригодятся еще… так, думаю, пяти рублей на обустройство будет достаточно. Кур дать… и коровы нужны…

— Лучше козы.

— Чем лучше?

— Едят меньше, а молока дают столько же, только надобно брать породы дойной. У нас при монастыре были…

— Доила? — Таровицкая лукаво усмехнулась, а Аглая лишь рукой махнула, пожаловавшись:

— Чтоб их… характер поганый. Но если молочная порода… под корову сарай нужен теплый, сена сколько. Сумеют ли заготовить? Успеют ли? Обоз порталами не потащишь, слишком уж дорого встанет, а пока своим ходом…

— Может, ты и права…

— Значит, козу в приданое, а если берет вдову с дитями, то и две… — припечатала Таровицкая, что-то черкая в блокноте.

— А еще… — Лизавета поерзала, чувствуя, как вспыхивают щеки. Просто у них… козу, две, по пять рублей на обзаведение… а она что? Она ничего.

Выходит, бесполезная.

И поле зря восстанавливала. Хотя… нет, миру помочь — это всегда верно.

— Надо в газету написать.

— Зачем?

— Потому что… мы не можем всегда и всем помогать сами. Есть люди… разные люди. И среди них найдутся такие, которые с радостью помогут. Может, козой и не одарят, но… нельзя, чтобы люди про других забывали. Понимаете?

И обе княжны, переглянувшись, кивнули. А Таровицкая, залпом выпив отвар, присела и сказала:

— Теперь давайте все по порядку… и кто выступать будет? Предлагаю, каждый рассказывает о своей части…

Димитрий прикрыл тело простыней, раздумывая, как объяснить скорбящим родственникам вырезанное сердце. Отец Святозар, опустившись на пол, тихонько покачивался и оное сердце выпустить не спешил. Но стоило тронуть за плечо, как вздрогнул, обернулся, мазнув взглядом…

— Это не я, — вздохнул Димитрий, мысленно благодаря рыжую, которая из особы преподозрительной стала вдруг весьма и весьма важным человеком.

Лишь она могла подтвердить, что ночью Димитрий чаи пил, а не лишал жизни незнакомую девицу.

— Я знаю. — Святозар протянул комок плоти. — На вас нет следа, да и… простите, но ваша кровь… лучшее доказательство вашей невиновности.

— В каком смысле?

Не то чтобы Димитрий возражал против доказательств, все же пренеприятно осознавать, что тебя могут заподозрить в этаком… Нет, мертвая в суде не выступит, а даже если вздумается, то вряд ли люди, властью облеченные, согласятся этакие показания выслушать. Но…

Лешек слышал.

И этот, то ли святой в кротости своей, то ли грешник, тоже. Он, вытирая руки грязною тряпицей, сказал:

— В вас нет ни капли той, древней, которая способна была бы удержать силу.

И Димитрий кивнул: как есть, ни капли. Рожден он обыкновенной женщиной подлого сословия и от отца такого же, правда, имя его матушка так и не раскрыла, а когда Димитрий любопытствовал, лишь отмахивалась. Мол, ни к чему дурное вспоминать, а уж доброго, верно, не случалось. Как-то прежде он вовсе не задумывался, как вышло, что она, не слишком умная, не искушенная в интригах и вовсе далекая от блеска царских покоев, вдруг оказалась Лешековой кормилицей. Неужто не было иных?

Неужто не приготовились к появлению на свет наследника?

Ведь должны были… по штату кормилицы значатся, ажно дюжина, а к ним помощницы, мамки, няньки и прочая обслуга, которой цесаревич с рождения окружен был.

Или…

Желтые глаза, вертикальные зрачки… каков он был младенчиком? Небось детских снимков вовсе не сохранилось. Случайно ли?

— А он вновь собирает души… позовите свягу, пусть проводит ее туманным путем. — Клинок святой отец отчищал старательно, хотя должен был понимать, что оставить этакую преопасную штукенцию ему не позволят. — И, если позволите…