Корнелия Функе - Лабиринт Фавна [litres]

– Для начала… – Видаль взял плоскогубцы. – Да, думаю, это сгодится.

Он до сих пор не обернулся.

Мерседес бесшумно распутала веревку на ногах. Ступая на цыпочках, стараясь не шуршать соломой, она приблизилась к палачу.

Собрав остатки сил, она воткнула нож сквозь белую рубашку ему в спину. Но лезвие было совсем коротким, а плоть и мышцы резать не так легко, как волокна веревки. Видаль со стоном схватился за рану – еле дотянулся рукой через плечо. Мерседес отшатнулась, тяжело переводя дух. Она впервые вонзила нож в человеческую плоть, и теперь оружие казалось ей таким же хрупким, как собственное тело.

Наконец он повернулся, глядя на нее широко раскрытыми изумленными глазами. Всего лишь женщина. Мерседес вогнала нож ему в грудь и сразу выдернула. Он рухнул на колени, но она попала ему в плечо, выше сердца – если у него вообще было сердце, – да и длины лезвия не хватило бы. Мерседес ударила еще раз, хотя пальцы уже стали скользкими от крови. Нож попал между раскрытых губ, и Мерседес повела его вбок, через угол рта.

– Видишь, сучий сын? Я тебе не какой-нибудь жалкий старик! – прошипела она. – И не раненый мальчик.

Она раскроила ему щеку снизу вверх. Потом взглянула с презрением – он стоял на коленях, зажимая рукой кровоточащий рот.

– Девочку трогать не смей. – Она не узнавала своего голоса. – Ты будешь не первой свиньей, которую я выпотрошила!

Вопреки словам колени у нее подгибались. Как будто в них скопился весь ее страх. Но Мерседес дошла до двери и распахнула ее. Только выйдя за порог, заметила, что все еще держит в руке измазанный кровью нож. Спохватившись, она снова спрятала нож в складке фартука и пошла мимо толпившихся во дворе солдат. Никто не обращал на нее внимания.

Невидимка.

Только один повернул голову. Офицер. Серрано. Он смотрел ей вслед, но Мерседес не сбилась с шага. Возле конюшни орало радио – объявляли выигрышные номера лотерейных билетов, которые всегда покупала кухарка.

Иди, не останавливайся .

– Эй, ты видел? – крикнул Серрано Гарсесу.

Тот разочарованно хмурился, держа в руке лотерейный билет – тот, что он подобрал в лесу и сохранил.

– Можешь себе представить? Он ее отпустил! – Серрано в растерянности указал на Мерседес.

Гарсес швырнул смятый билет на землю.

– А? Что?

Мерседес пошла быстрее, чувствуя спиной взгляд Гарсеса. Может, ему и не нравится мучить женщин, как капитану, но убивать – дело привычное.

– Эй! – крикнул он ей вслед. – Стой, ты!

Мерседес бросилась бежать.

А, ну это легко.

Гарсес выдернул из кобуры пистолет.

Совсем легко, не то что калечить молотком связанного пленника.

Он тщательно прицелился – так папа Офелии продевал нитку в игольное ушко.

– Давай, Гарсес!

Но Гарсес опустил пистолет, вмиг позабыв о Мерседес, когда увидел, как из амбара, шатаясь, словно пьяный, вывалился капитан. Капитанская рубашка была вся в крови, а рукой он зажимал рот.

– Живее! – Из-под руки слова капитана звучали невнятно. – Тащите ее сюда!

Гарсес застыл столбом, глядя, как сквозь пальцы Видаля течет кровь.

– Капитан, что…

– Сюда ее тащите, проклятье!

На этот раз он убрал руку. Выкрикивающий команды рот с левого края раскрывался на полщеки. Трудно было отвести глаза от кровавой ухмылки, но Гарсес, хотя и не сразу, кое-как оторвал взгляд.

– По коням! – крикнул он солдатам.

Когда прозвучала команда Гарсеса, Мерседес только-только добежала до деревьев. Почему ты не убила его, когда была такая возможность? – спросила она себя, оглядываясь на бегу. Будь у нее нож получше – убила бы. Да, без всякой жалости. Она то и дело спотыкалась, мокрые папоротники хлестали ее по ногам, цеплялись за одежду. Мерседес так не бегала с самого детства, а в детстве бег приносил радость.

Радость… Что это такое? Она не помнила.

Скоро ей пришлось прислониться к дереву, чтобы перевести дух. Уже было слышно, как храпят кони, топча копытами папоротники, как вопят всадники. Их так много… Она побежала дальше, спотыкаясь о корни и камни, а погоня была все ближе…

Деревья расступились, открывая полянку. Высокие сосны встали в круг, будто хотели полюбоваться на ее смерть. Мерседес не успела добежать и до середины поляны, когда ее окружили всадники. Растрепанная, она чувствовала себя маленькой и беспомощной, как ребенок.

Гарсес улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, насмешливо и в то же время восхищенно. Всякая женщина – добыча. Посмотрите на нее , говорили глаза Гарсеса. А ведь хороша, для служанки-то . Он успокоил коня, поглаживая по шее, словно это была шея Мерседес. Спешился не торопясь. Он наслаждался. Веселье только начинается!

– Ш-ш-ш, – сказал он и пошел к ней, подняв руки ладонями вперед, словно успокаивал ребенка.

Мерседес всегда думала, что Гарсес не такой жестокий, как Видаль, но какая разница? Он – один из них. Она схватилась за нож и выставила навстречу лезвие, все еще красное от крови капитана.

Гарсес снял фуражку. Он продолжал улыбаться, как будто собирался ухаживать за девушкой.

– Хочешь меня зарезать? Этим крошечным ножиком?

О, если бы она была мужчиной!

– Идем с нами без шума. Капитан говорит, если будешь хорошо себя вести…

Голос мужчины превращается в кошачье мурлыканье, когда он охотится за женщиной.

Мерседес прижала лезвие к своему горлу. У Заики не было такого выхода. Бедный Заика.

– Не дури, милашка! – Гарсес сделал еще шаг и промурлыкал: – Уж лучше я сам тебя убью.

Он так и умер с улыбкой.

Пуля попала ему в спину. Солдаты бросились врассыпную, но и они падали один за другим, а Мерседес все еще прижимала нож себе к горлу. Когда она наконец опустила его, уши уже заложило от криков и выстрелов. Перепуганные лошади оскальзывались в траве, сбрасывая всадников под ноги Мерседес. По всей поляне валялись умирающие.

Мерседес не знала, спасся ли кто-нибудь из солдат. Если кто и смог убежать, то немногие. Несколько лошадей ускакали в лес, впервые в жизни свободные. А потом она увидела Педро и его людей. Когда брат подошел к ней, показалось – это сон, в кои-то веки хороший. Педро обнял ее, и Мерседес заплакала, крепко прижимаясь к нему. Она плакала и плакала у него на плече, пока его люди добивали солдат, еще слабо шевелившихся среди папоротников.

Плач и выстрелы… Звуки этого мира. Наверное, бывает что-то еще, но Мерседес не помнила. Она обнимала Педро и никак не могла перестать плакать.

В городе А-Корунья жил-был молодой портной по имени Матео Илодоро. Он был счастливо женат на той, которую любил с детства. Жену его звали Кармен Кардосо. Когда она родила ему дочь, он стал считать себя самым богатым человеком на свете. Дочку он любил так же сильно, как и жену. Они назвали девочку Офелией. Матео сам шил ей одежду и делал платья для ее кукол, в точности копируя наряды принцесс в дочкиных книгах сказок.