Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии: Стоящий у Солнца

– И снежный человек у вас есть? – полушутя спросил Русинов.

– А! Кого тут только нет! – отмахнулся ваятель. – Всякой твари по паре. Ноев ковчег, да и все! Место такое! Ты вот говоришь, миллионер я… А я ведь копейки не зарабатываю, пчелы кормят. Они же у меня видел какого размера?

– Не видел…

– Посмотри!.. Они же – во! В полпальца, как шершни, – показал Петр Григорьевич. – Их ни ветер, ни мороз не берет. Кругом пчела квелая, болезненная, а у меня – хоть бы что. Сколько она за раз меда тащит? А-а!.. В пять раз больше, чем простая. Если бы я стал мед сливать в свою речку – до Камы бы воду подсластил! Пей – не хочу!

Через час пчеловод повел его в баню – крепкую, из толстенных бревен. Берендеевский теремок, а не баня!

– Сам рубил? – спросил Русинов.

– А то!.. Заходи!

В бане стоял огненный зной, огромная каменка исходила жаром. Русинов париться любил и в бане толк знал. Сели на полок потеть, Петр Григорьевич не унимался с рассказами. Видимо, он был выдумщик, фантазер и умопомрачительный романтик; все это чудесным образом уживалось в нем с практичностью, мастеровитостью и рассудительностью. Он и в бане-то без работы сидеть не мог – перевязал потуже распаренный веник, спохватившись, вычистил, выскоблил и отмыл широченную лавку, и так чистую, желтую, словно покрытую воском.

– А ты родом-то отсюда? – спросил Русинов.

– Родом? Нет! – засмеялся он. – Я из-за хребта родом, из Красноярского края. Здесь только двенадцатый год. Пришел на это место, упал в траву и сразу решил – буду здесь жить. Сколько времени потерял зря! В Казахстане пятнадцать лет ни за что ни про что. Поездил я по земле, да… За двадцать лет актерской жизни сменил двадцать театров!

– Ты что же, Петр Григорьевич, актер, что ли? – удивился Русинов.

– Был актер, – вздохнул он. – В кино снимался… Не видел меня в кино? «Дубровский», «Железный мост», «На семи ветрах»?

– Нет, – смутился Русинов, стараясь припомнить, видел ли такие фильмы, не вспомнил…

– И хорошо, что нет, – обрадовался Петр Григорьевич. – А то меня узнают, а мне так стыдно становится. Чем я занимался? Эх!..

Они парились с остервенением, лихостью и заводным азартом. Жар перехватывал дыхание – он говорил; ледяная вода в реке останавливала сердце – он говорил! Из сказочника-простачка он превращался в философа, тонкого знатока психологии, творческой природы человека. А после бани и богатого стола с медовухой Петр Григорьевич вдруг принес гитару и запел песни собственного сочинения.

– Хочешь, про твою Москву спою? – вдруг спросил он. – Зимой в Москву ездил и сочинил потом.

У Русинова надолго застряла строчка из этой песни – «Ну что с тобой, сударыня Москва?»…

Наутро он проснулся от разговоров за окном: Петр Григорьевич опохмелял шофера лесовоза. За один неполный день этот пчеловод, актер и философ окончательно его покорил, однако на трезвую голову Русинов вспомнил, что не отдыхать сюда приехал, не рассказы слушать и наслаждаться общением. Надо было работать – определить границы площади «перекрестка», отыскать ее центр и таким образом определить очертания древнего арийского города. По предположению Русинова, кольцевой город не мог выходить за обережный круг размагниченного пространства. Возможно, за его пределы изгонялись нарушители закона, изгои, и отсюда произошла традиция выселок, когда из общины убирали пьяниц, дебоширов и бездельников.

Лишь после рекогносцировки местности можно было начинать раскопки, чтобы подсечь похороненный под мореной культурный слой. Если выводы не подтвердятся, придется уезжать из этого благодатного места, искать дорогу к истокам Печоры: следующий мощный «перекресток» был в том районе. И так до осени, до встречи Инги Чурбановой и Данилы-мастера.

Когда-то еще в шестидесятых годах Институт отказался от идеи поиска кладов методом «тыка». В какой-то степени этому способствовал Цимлянск, где была проведена теоретическая подготовка. Искать вслепую считалось непрофессиональным делом, хотя в Институте оставался сектор «Опричнина», который занимался поиском библиотеки и сокровищ Ивана Грозного и работал «старым казачьим способом». Прежде всего следовало доказать существование самих сокровищ, просеять всю полулегендарную информацию, найти прямые и косвенные доказательства возможностей и причин, благодаря которым те или иные ценности могли оказаться в земле, под водой, в пещере. Кроме того, выявить, каким способом добывались, за счет чего накапливались и в каких примерно размерах могли быть эти сокровища у конкретного лица, общины, народа. По проекту «Валькирия» лаборатория Русинова занималась геофизическими исследованиями определенных перспективных территорий не на предмет выявления клада, а как раз для того, чтобы доказать существование центров арийской культуры на Северном и Приполярном Урале.

Теперь Русинову предстояло по резко сокращенной программе доделать то, что не успел в Институте. Если на склонах и в долинах Уральского хребта существовали города, материальные остатки которых он и искал, то, значит, существовали и «сокровища Вар-Вар». Они могли состоять из священных атрибутов храмов солнца – Ра, где использовались золото и самоцветы. Этот желтый, солнечный металл почитался у ариев как дар Ра и не использовался в качестве денег либо платы в торговле. А украшения из золота были только ритуальными и не могли быть предметом богатства и состояния. Единственным местом, куда можно было перенести храмы солнца, были многочисленные пещеры. В этом слове явственно слышалось сочетание двух слов: «печь» и «Ра» – «солнечная печь», что наталкивало на мысль о подземных храмах, и, возможно, река Печора вытекала из подобных каменных Чертогов.

В первый свой маршрут Русинов вышел налегке, с кристаллом и небольшой саперной лопаткой. «Земная» территория «перекрестка» представляла собой старую вырубку уступчатого и некрутого склона, разрезанную почти пополам небольшой горной речкой – притоком реки Березовой. Петру Григорьевичу он сказал, что пошел просто побродить и посмотреть места и потому рыболовных принадлежностей не берет. Пчеловод, как всегда, занимался делом: устанавливал возле бани огромный бак, сваренный из нержавейки.

– Давай, давай, рыбачок, присматривайся! – весело отозвался он. – Оглядеться – первое дело!

«Перекресток» оказался не таким большим, как предполагал Русинов, и имел форму эллипса, вытянутого вдоль хребта, в меридиональном направлении, размерами полтора на два с половиной километра. Однако на такой площади мог вполне разместиться город. Магниторазряженное пространство имело свои внутренние законы: от периферии к центру происходило гравитационное сжатие, отмечаемое гравитационной съемкой. Визуально это можно было определить по растительному покрову – мхи и травы росли кругами, образуя сферические кольца, которые в народе называли «ведьмиными кругами». На спилах же деревьев годовые кольца расширялись не с южной стороны, а с той, которая была обращена к центру «перекрестка», и древесина обычно была на редкость колкой и прямослойной. Кроме того, было замечено, что медведь практически всегда выбирает место для берлоги в немагнитном пространстве, однако никогда не ложится в центре, а ближе к краю.