Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии: Стоящий у Солнца

– Приземлился! Я приземлился!

К нему устремились пришельцы, тискали его, поздравляли, будто явившегося на Землю инопланетянина. Только инструктор выговаривал:

– Опять не сбросил обороты! Хорошо шел, правильно держал высоту. Вовремя бы убрал обороты, и сел бы, как ангел…

Кажется, Петр Григорьевич его уже не слушал. Восторженный и полубезумный, он бегал босым, обнимал всех подряд и ликовал:

– Теперь умею! Понял! И земли не боюсь! Ух, полетаем!..

И тискал сурового инструктора.

Потом всей гурьбой двинулись к избе, оставив вздыхающий полотняным крылом дельтаплан на краю полосы. Пришельцы остановились возле своих рюкзаков, а Петр Григорьевич вдруг сорвался и побежал к бане.

– Варга! – закричал он, махая руками. – Ты видал? Я ж над тобой два раза пролетал! Варга!

Русинов ощутил озноб, словно опять стоял у взлетной полосы и ожидал приземления: это было не просто другое имя или прозвище дяди Коли. Оно означало предназначение человека, как и имя «Авега», и переводилось «блуждающий под землей»…

До глубокой ночи на взлетной полосе, подальше от пасеки, чтобы не нарушать ее покоя, горел большой костер, звенели гитара и песни. Петр Григорьевич пировал с пришельцами, потчуя их сбитнем, медом и медовухой.

А наутро они подняли свои тяжелые рюкзаки, выстроились в цепочку и побрели по тропе в горы. Примерно через час небо окончательно заволокло тучами и пошел нудный, долгий дождь. Петр Григорьевич расстроился, поскольку с утра собирался полетать и закрепить вчерашний успех, однако пилот-инструктор рекомендовал ему летать лишь в ясную, безветренную погоду. Вчерашний восторженный азарт продолжал существовать в нем, и, поглядывая, как пришелец, в дождливое небо, он принялся устанавливать над чаном брезентовый навес.

Из-за полетов пчеловода Русинов пропустил время своего сеанса на «голгофе» и утром едва шевелил шеей. Боль с позвоночника между лопаток перекочевала в поясницу и лодыжку правой ноги. По опыту он знал, что стоит хорошенько размяться, и на целый день забудешь о том, что у тебя есть невралгия. Однако ему не хотелось выбираться из палатки, и он лежал, слушая дождь и оберегая боль; ему очень хотелось, чтобы снова пришла Ольга…

Она же, с утра занявшись Варгой, будто забыла о нем. К тому же в прошлое утро они были вдвоем, а теперь находились под хозяйским оком. И не зря он вчера сказал про его «рыбалку» на рыбу белугу…

Дождь действовал усыпляюще, и, чтобы не раскисать, не обольщаться надеждами, Русинов перевернулся на живот, выполз из спального мешка и занялся самомассажем. Кое-как размявшись, он решил устроить небольшой переполох и без всякого предупреждения съездить в Ныроб и дать телеграмму Ивану Сергеевичу, но тут же вспомнил, что специально посадил аккумулятор: иным способом было никак не узнать, зачем на пасеке существует целый зарядный цех. Он забрался в кабину, выдернул подсос и включил стартер. Под капотом раздался ленивый вздох двигателя, и все смолкло. Теперь эта затея с аккумулятором была почти не нужна – если существуют Варги – «блуждающие под землей», то теперь ясно, для кого предназначены и шахтерские лампы, и мощные батареи…

Только вот что они делают под землей? Охраняют «сокровища Вар-Вар», или все-таки это секта солнцепоклонников, живущих в пещерах? Есть ведь пришельцы-«тарелочники», свято верящие в НЛО, неземные цивилизации, есть «снежные человеки»…

Навес уже был готов, и Петр Григорьевич выкапывал по его периметру канавку, чтобы не заливало огонь под чаном. «Пермяк» – он же дядя Коля и Варга – парился в пихтовой хвое. Остеоартроз считался профессиональным заболеванием соледобытчиков: воздух соляных копей благотворно действовал на легкие, сердце и нервную систему, но, накапливаясь в организме, начинал разрушать суставы. Кроме всего, у Варги была светобоязнь. Сейчас он лежал без темных очков, поскольку небо было настолько пасмурное, что невозможно определить, где солнце. Глаза у него были выцветшие, бледно-зеленые, словно трава, выросшая под камнем…

– Смотри-ка, Оля! – сказал пчеловод. – Рыбачок-то наш сам поднялся. А ты говорила – не встанет!

Ольга расправляла и укладывала в стопку положки из ульев, пропитанные прополисом, которыми Варгу обматывали на ночь.

– Доброе утро, – сказал Русинов.

– Какое оно доброе? – весело рассердился Петр Григорьевич. – С утра зарядил… Одна надежда – ранний гость до обеда!

– У меня беда, Петр Григорьевич, – пожаловался Русинов. – Аккумулятор сел. А мне надо срочно в Ныроб съездить.

– Это разве беда? – удивился тот. – Возьми мой «патруль» да съезди. Хоть прокатишься с ветерком.

– Я уж на своем как-нибудь, – отбоярился Русинов. – Мне бы только завестись… Аккумулятор старый, дохлый.

– Нынче с аккумуляторами проблема, – со знанием дела сказал пчеловод, неожиданно из щедрого превратившись в скупердяя. – Ничего, сейчас с буксира заведем… Ты что, по дождю и поедешь?

– Вчера еще надо было, а сегодня – до зарезу…

– Тогда сначала погоняй, подзаряди, а потом езжай, – научил пчеловод. – Не то заглохнешь в грязи – не заведешь.

Он упорно не выдавал своего аккумуляторного цеха.

– Погоняю, – пообещал Русинов.

Петр Григорьевич не поленился выгнать свою машину, потом цеплять на буксир «уазик» и таскать его по проселку. Верхний слой почвы раскис, колеса при включенной передаче скользили, словно по мылу, да и Русинов особенно не старался сразу запустить двигатель, рассчитывая, что пчеловоду надоест возиться под дождем и он откроет свой цех.

Видимо, спрятанные под замок аккумуляторы были неприкосновенны в любом случае. Машину кое-как завели с буксира и оставили тарахтеть на проселке, возле пасеки требовалось сохранять полную тишину. После завтрака Русинов собрался ехать, и тут Петр Григорьевич вручил ему трехлитровую банку со свежим медом.

– Не посчитай за труд, отвези попутно, – попросил он. – Гостинчик. Вручишь Михаилу Николаевичу, такой плотный, рыжий, возле пекарни живет. Да он учитель, его все знают! Скажи, от меня ему вербный мед…

По дороге Русинов сочинял телеграмму Ивану Сергеевичу. Надо было во что бы то ни стало вызывать его сюда. Конечно, ему будет нелегко сейчас сорваться из дома, а жене отпустить наконец-таки приземлившегося мужа. Но теперь исчез смысл сидеть ему в Москве и прикрывать «тыл»: одно лишь открытие следа Авеги на Северном Урале перемещало сюда весь центр тяжести замысла этой экспедиции. И пусть себе на здоровье савельевская фирма вместе со Службой рыщут по квартирам, все равно там ничего нет. Здесь же сейчас возникает столько вопросов, что одной головы и пары рук мало. Иван Сергеевич считался одним из лучших аналитиков в Институте, и сейчас он бы, пожалуй, смог собрать воедино распадающиеся звенья, выстроить логическую схему действий лиц, чтобы иметь хоть какой-нибудь прогноз. Кроме всего, имея «не замыленный» развивающимися событиями глаз, он сумел бы взглянуть на ситуацию со стороны и оценить ее. Иначе можно было нечаянно сделать всего одну глупость, которая повлечет за собой необратимый процесс с непредсказуемыми последствиями. Русинов держал наготове опознавательный знак – нефритовую обезьянку, однако она могла вызвать обратную реакцию. Его подмывало пробраться ночью к Варге, предъявить утешительного божка и слегка приоткрыться, рассказав ему о судьбе Авеги. При этом следовало убедить его в своих добрых и благородных намерениях, вызвать доверие, и лишь при этих условиях можно было ожидать ответной откровенности. Но как убедить совершенно непознанного Варгу, если он не смог сделать этого с Авегой за много лет? Да и вообще, открываются ли они, «мелиораторы», есть ли к ним ключ? Что, если они – неизвестная секта солнцепоклонников, не имеющих с внешним миром никаких внутренних связей?