Виталий Чикризов - Лилия в янтаре. Книга первая. Исход

ДОСТУПНЫЕ ЯЗЫКИ:

ИТАЛЬЯНСКИЙ (ТОСКАНСКИЙ ДИАЛЕКТ). АКТИВИРОВАТЬ? ДА/НЕТ

Ну, а почему бы и нет? Раз пошла такая пьянка.

Видимо, активация прошла успешно, поскольку текст изменился, и теперь сообщал мне, что:

АКТИВИРОВАННЫЕ ЯЗЫКИ:

РУССКИЙ

ИТАЛЬЯНСКИЙ (ТОСКАНСКИЙ ДИАЛЕКТ)

КРОМЕ АКТИВИРОВАННЫХ, ВЫ БУДЕТЕ СПОСОБНЫ ПОНИМАТЬ СЛЕДУЮЩИЕ ЯЗЫКИ:

РУССКИЙ - 6%

ИТАЛЬЯНСКИЙ (КРОМЕ ТОСКАНСКОГО ДИАЛЕКТА) - 84%

Нелогичность текста развернула ход моих сомнений на 180 градусов, обратно в сторону химического дисбаланса в моей голове, со всеми вытекающими. Во-первых, восемьдесят четыре плюс шесть это не сто, а девяносто. Куда делись ещё десять процентов? Во-вторых, кроме русского, я буду понимать... русский? Да ещё, в-третьих, на шесть процентов? Это как, вообще?

- Закрыть панель управления.

Панель послушно свернулась. Невидимая красотка тоже никак себя не проявляла, что не могло не радовать. Оно, конечно, голос приятный, спору нет. Однако если женщина, даже в виде приятного голоса, забралась не только на шею, но и в голову влезла и там хозяйничает, а выключателя от неё нет, то беда. И только я более - менее успокоился, как пришлось мне охренеть уже в четвёртый раз за эти десять минут. А всё потому, что Бьянка принесла мне бульон и хлебцы. Рот её при этом, как обычно, не закрывался:

- Вот, Ружеро, это куриный бульон, мама специально для тебя сварила. Сейчас поешь, и пойдёшь на поправку. Ты обязательно выздоровеешь. Я слышала, доктор Гарбо говорил у тебя только перелом ещё не сросся, а остальное всё в порядке. И говорить ты будешь, я знаю, хотя ты и раньше не очень разговорчивый был, только с мастером Россини и пропадал целыми днями. И что такое вы там делали? А теперь-то мастер Россини весь как есть сгорел, даже и похоронить-то нечего, и жена его синьора... что с тобой, Ружеро?

- Бьянка, - от удивления я не сдержался и нарушил конспирацию. - Я тебя понимаю!

Девочка этого тоже не ожидала. Она этого очень не ожидала. Она, кажется, тоже охренела. Секунды на две. Пока срабатывали контакты, сгорали предохранители, и прогревались дюзы. Потом самонаводящейся ракетой, по сложной и непредсказуемой траектории, презирая мелкие препятствия и с грохотом сокрушая те, что покрупнее, она вынеслась из комнаты с визгом:

- Мама, мама! Ружеро заговорил!

Надеюсь, все заметили главный нюанс произошедшего: Бьянка поняла меня. Средневековая итальянская аборигенка поняла меня, заскорузлого, коренного русака, кореннее которого только татары, берёзы, да зайцы. Скромничать не буду - знаю английский. Ну, как знаю - в объёме, достаточном для понимания статей. Профессиональный набор слов. Ничего разговорного даже близко нет. Но уж никак не итальянский! Поэтому приходится признать, что тосканский диалект действительно активировался, а русский я теперь понимаю на шесть процентов.

[Год 1263. Август, 14; Вскоре после полудня]

- Продолжайте.

- Что же мне продолжать?

- Осведомите правосудие.

- Пусть правосудие скажет мне, о чем оно желает быть осведомлено, и я ему скажу все, что знаю. Только, - прибавил он с улыбкою, - предупреждаю, что я знаю мало.

-- A. Дюма. Граф Монте-Кристо.

Новость никто в тайне держать не стал и ещё до конца дня пожаловал доктор Гарбо, а минутами позже и Симоне.

- А ты молодец, - неизвестно за что похвалил меня доктор. - Уже говоришь?

- Говорю, - не стал скрывать я.

- Молодец, - повторил доктор. - Дай-ка я ещё раз гляну... Так, ну, красавцем тебе уже не быть, вон как лицо обгорело, но в остальном просто невероятно. Даже рука уже двигается? М-да. Меньше недели... Поразительно.

Согласен. Поразительно. Трубчатые кости меньше, чем за двадцать один день не срастаются. Так что - да, чудо.

- Его нужно немедленно отвести к синьору Уберти.- вмешался Симоне. - Пеппина!

- Что будет угодно синьору?

- Где его одежда?

- Так нету ничего, синьор. Все вещи так обгорели и прохудились, что пришлось выбросить. Поверите ли, даже и старьёвщик...

- Ну довольно, довольно, Пеппина. Что же делать? Нельзя заставлять синьора Уберти ждать... Вот что, вот тебе деньги, беги купи всё. Да пошевеливайся!

Местный универмаг был недалеко - Пеппина обернулась меньше, чем за полчаса, притащив берет, что-то вроде короткого пиджака, нательную рубаху с пуговицей у горла, штаны, и даже на вид жутко неудобные деревянные башмаки. Облачившись в этот антик, я, нездорового любопытства ради, открыл "Инвентарь" и обнаружил там все шмотки с описанием. Все вещи были "простые" и, как и снятое, защищали закрываемую поверхность от холода, огня, и механических повреждений на одну единицу чего-то. Впрочем, от берета я решительно избавился: обгоревший череп протестовал. А потом, не дав наиграться интерфейсом, меня потащили на улицу. К синьору Уберти, я так понимаю. Во дворец.

Судя по услышанному, синьор был местным большим боссом. И это, мягко говоря, напрягало. Потому как неясна была причина интереса такой шишки к пацанёнку. Хотелось бы знать и характер интереса. Причём до того, как будет поздно сопротивляться. Вот только на мои желания всем было наплевать и возможности прояснить ситуацию никакой не было. И это тоже напрягало.

На улице меня малость повело, регенерация всё ж таки не завершилась, и я чуть не отключился, хотя это быстро прошло, как только доктор дал мне нюхнуть какой-то гадости. Но я, пользуясь случаем, остановился для оглядеться и вообще. Мало того, что это мой первый выход в новый мир, так это ещё и первый выход в новую жизнь. Причём меня аж распирало от осознания того, что это не просто новая жизнь. Это, ни много ни мало, моя вторая жизнь! С самого, практически, начала. Ничего ещё не было... детство ведь от старости не только артритом и одышкой отличается. Главное - это память. Фигня это, что памяти в старости нет. Наоборот. Её чересчур дохрена. Она начинает замещать собой всё. Что ни возьми - есть память о том, как было это же, но раньше. Она вытесняет реальный мир, поскольку мир памяти сродни виртуальному: там творится и делается то, что в мире реальном представляется невозможным. Да, и девки тоже там моложе. Идеальный мир, короче. Но только, вот беда, как и с виртуальностью, жить только в мире памяти невозможно. Хочется там, а приходится тут. Окружающая правда материального мира назойливо лезет в глаза и гадит в душу новостными каналами, обзорами политологов, рёвом - окон не открыть! - харлеев и ямах, звонками безликого телемаркетинга, визитами всяких свидетелей и, особенно, видом на себя через зеркало. Конфликт идеального с реальным не улучшает характер стариков, не замечали? А вот в детстве нет памяти. Ничего не было до. Всё - сейчас и в будущем. "Ещё не могу" и "уже не могу" - это просто охренеть, какая разница.

Понятное дело, что в свете таких эмоций мне не особо и важно было, где именно я очутился. А вокруг, тем не менее, шумел и пах средневековый европейский город. На дворе был яркий полдень и солнце в безоблачной синеве резвилось вовсю, окрашивая окружающую действительность в яркие тона. Дворцы, замки и прочая монументальная недвижимость отсутствовала как класс, как, впрочем, и одноэтажные домишки. Дома вдоль ожидаемо узкой и от этого погружённой в вечную тень улицы стояли сплошь двухэтажные и довольно аккуратные. Кое-где от одного дома к другому на уровне второго этажа через дорогу были переброшены парные брусья. За окнами полоскались на ветерке бельё и одежда неожиданно разнообразных расцветок. Многие дома вместо жилых помещений на первом этаже открывались на улицу мастерскими или лавками. Народу было полно, народ шумел, торговался, ругался, стучал молотками, вопил детскими голосами, зазывал, пел и даже музицировал.