Оксана Глинина - Янтарь на снегу

Перед его носом в воздухе возникла слабая искра…

Майло Вардас — грозный канцлер Великого Латгельского королевства, был слегка обескуражен, немного ошеломлен и если не сбит с толку, то точно сбит с ног. В него еще никогда не врезались молодые девицы. Обычно они обходили его стороной, осеняя себя знаком Пречистой. А тут со всего разгона в него врезалась девчонка, судя по одежде — служительница этой самой Пречистой, чтоб ее. Неприглядность данной ситуации скрывалась в принадлежности самого канцлера к культу Темной богини. В былые годы представители столь разных воззрений трудились совместно — в Темные времена, когда эти территории стали заселять люди, местные леса и болота наводняло столько нечисти, что просто жуть. Вот и отправили жриц Живы и служителей Брексты «чистить» местность от всякой гадости самым что ни на есть естественным способом. Жрица колдовством выманивала всякую нежить, а воин эту нежить освященным мечом быстренько отправлял в Навь. Ну, насколько быстро — зависело от мастерства самого воина. Как показали совместные «чистки», служители разных культов были слишком противоположны в методах работы. А противоположности, как выяснилось, по всем законам мироздания притягиваются.

В общем, запретили совместный труд служителей разных культов под предлогом катастрофического уменьшения поголовья нечисти. И хоть леса и болота по-прежнему населяли йодасы, кадуки и прочая пакость, пусть и не в таких количествах, как раньше, но увеличение площади пашен и пастбищ стало приносить немалую прибыль лордам. А тут еще и пары служителей начали образовывать семейные союзы. Тогда высшим духовным советом было решено выселить служителей Брексты с земель, на которых этот культ зародился. Так оплот повелительницы темноты оказался в Ивелессе, а сами воины-храмовники перековались в элитных наемников и телохранителей. Все же лучше, чем сгинуть в пожарах междоусобиц со своими тысячелетними знаниями!

Теперешнее столкновение с послушницей культа милосердия и доброты грозило Майло утратой телесного здоровья.

Изначально было решено открыть портал до полуночи. Рунический круг заклеймили на боевой лошади самого Вардаса, которую он великодушно предложил Браггитасу для его кузины, так как Смерч был опытным боевым скакуном с обширным послужным списком, включающим и погони, и засады, и лобовые столкновения. Высокородной деве вряд ли придется драться, но непредвиденные ситуации Майло держал в уме.

Позволить канцлеру понять, что происходит, не дала круговерть последовавших событий. Наместник короля увернулся от вылетевшей из пылающего портального разлома палки и едва выпрямился, как оттуда же вывалилась груда серого тряпья и со всей силы толкнула его в широкую грудь. Когда пораженный во всех смыслах мужчина оказался на полу с тяжелым, барахтающимся и извивающимся свертком в руках, ему в голову пришла мысль, что это вовсе не походный вещмешок Браггитаса, а нечто живое. Приподняв край ткани, Майло решил рассмотреть, что за сюрприз ему достался. Каково же было удивление канцлера, когда его взгляд наткнулся на пару возмущенных глаз, выглядывавших из-под хламиды! Он сразу понял, кто перед ним, но, оказавшись в довольно неприглядном для своего сана положении, поспешил спихнуть девушку с колен и убраться от греха и от открытого светящегося зева портала как можно дальше. Силу, конечно, не рассчитал, поэтому послушница Пречистой Живы щелкнула зубами, приземлившись коленями на твердый камень плит. Сделал это Майло вовремя, потому что через портал на эту сторону выскочил конь, тот самый Смерч, потерявший седло, с окровавленным боком и дико выпученными глазами. Не разбирая дороги, он налетел на столы, опрокинул реторты и стопки книг. Девушка как будто и не обратила на это внимания. Даром что являла собой потрепанное чучело, растирающее ушибленную коленку. Гинтаре Браггитас, а это могла быть только она, попыталась съязвить.

— Ой! — воскликнула девчонка, глупо хлопая глазами. — Я дико извиняюсь, что чуть было вас не зашибла!

Умышленно или по привычке, говорила она на откровенном просторечии, растягивая гласные звуки и смягчая некоторые согласные. С теми же холодными льдинками в глазах и натянутой улыбкой Гинтаре подошла и стала бесцеремонно ощупывать и похлопывать канцлера, одергивая его помятый дуплет.

Тем временем в лабораторию вползли остатки отряда. Складывалось впечатление, что они побывали на бойне, причем в качестве объектов внимания опытных мясников. Кто-то приволакивал окровавленную ногу, кого-то несли двое, поддерживая под руки. Еще один ввалился спиной вперед, бешено вращая мечом, с криком: «Я достал одного, достал!»

Последним выпрыгнул из портала Легарт, и, надо сказать, в весьма экстравагантном виде: обнаженный торс, развевающиеся длинные волосы, окровавленный по самый эфес меч. За ним потянулась огромная волосатая лапища с кинжального вида когтями. Но пальцы левой руки дознавателя уже сложились в замысловатую фигуру — несколько слов силы, прикосновение ладони к груди, чтобы разорвать связь. Зарево портала сжалось в точку и исчезло, оставив на полу подергивающуюся конечность неведомого чудовища.

— От такого удара и остатки духа могли повылетать. Но вы навроде как целехонький! — Леди Браггитас даже не обратила внимания на появление кузена. Но когда тот попытался ее оттащить от застывшего статуей канцлера, заподозрив назревающую бурю, цыкнула и на него: — А с тобой, дорогой Легарт, я не отправлюсь больше в путешествие ни за какие коврижки! Лучше попрошу банника сопроводить меня до умывальни, так будет безопасней!

И, хлопнув Майло по плечу небольшой, но вполне весомой ладонью, направилась к выходу.

Главный королевский советник был ошеломлен. Сумрак зала, который пыталась разогнать пара одиноких факелов на стенах, только подчеркивал бушующее пламя гнева в глазах девушки.

— Лорд Браггитас, ваша родственница устала, — спокойно произнес мужчина, не сводя с удаляющейся Гинтаре взгляда. — В замке все готово к вашему прибытию, проводите девушку, пусть она отдохнет.

Сказал и вышел через боковую дверь. Ему самому не мешало бы отдохнуть. Сутки на ногах, удерживание точки выхода для портала — это слишком даже для него. Но надо было еще переговорить кое с кем, просмотреть грамоты и предписания для отправки на границу, тогда у него останется время для размышлений. Свои собственные, никому не доступные мысли. Он подумает над тем, что сегодня увидел, услышал и какой из этого следует вывод. Худая — это чувствовалось даже сквозь льняную хламиду — почти тощая, бледное, усталое лицо, отчего россыпь веснушек смотрелась особенно ярко. И глаза — абсолютно искренние в своих чувствах обиды, страха и злости. В этих глазах, таких не похожих на глаза Инге, отражался он сам, настоящий. В янтарных глазах Гинтаре Браггитас — дочери его детской и такой великой любви — отражалась его собственная тень, то, чем он стал после жизни, полной горечи и потерь. Но он не будет думать об этом сейчас.