Нил Гейман - Добрые предзнаменования [litres]

После обеда жара еще усилилась, и Стражи Инквизиции начали подозревать, что их дурачат.

– Не пойму, с чего это мне и брату Брайану приходится делать всю грязную работу, – сказал брат Уэнслидейл, утирая пот со лба. – Я считаю, пора бы ей слезть, а нам самим попробовать. Графино Бенедиктине.

– Хочу еще! – заявила подозреваемая, из сандалек которой струилась вода.

В результате тщательных изысканий Верховный Инквизитор пришел к выводу, что британская инквизиция, возможно, еще не готова снова ввести в обиход «железную деву» и «испанский сапожок». Однако, судя по гравюре, на которой изображалось, как ведьму опускают в пруд, привязав к сиденью, укрепленному на длинном бревне, «позорный стул» – это именно то, что им было нужно. А для «позорного стула» нужны были только пруд, доски и веревки – сочетание, которое всегда привлекало ЭТИХ, поскольку у них не было недостатка ни в одном из трех компонентов.

Подозреваемая ведьма уже позеленела. От кончиков сандалий до пояса.

– Как на качельках! – радостно заявила она. – У-ух!

– Лично я пошел домой, если мне не дадут попробовать, – пробормотал брат Брайан. – С чего это все веселье только злобным ведьмам?

– Инквизиторам не дозволено пытаться самим, – непреклонно, но без особой уверенности в голосе, заявил Верховный Инквизитор.

После обеда жара еще усилилась, от колючих инквизиторских одеяний несло запахом затхлого ячменя, и пруд выглядел на редкость зазывно.

– Ладно, ладно, – сказал он и повернулся к подозреваемой. – Значит, ты ведьма, так и есть, больше так не делай, а теперь слезай, твоя очередь кончилась.

– Арриба! – добавил он.

– А теперь что? – спросила сестра Язвы.

Адам медлил с ответом. Поджигать ее, пожалуй, было чревато самыми неприятными последствиями, рассудил он. Кроме того, она слишком промокла.

А еще где-то в глубине души он подозревал, что в отдаленном будущем возникнут вопросы по поводу грязи в сандалиях и заляпанного ряской розового платьица. Но будущее лежало по ту сторону необозримого жаркого дня, наполненного досками, веревками и прудами. Оно могло подождать.

Будущее наступило, огляделось и скрылось из виду несколько обескураживающим образом: у мистера Янга хватало забот, помимо грязных платьев, и он всего лишь запретил Адаму включать телевизор, что означало, что придется пока смотреть старый, черно-белый, в своей комнате. Выходя на пыльную улицу, Адам слышал, как мистер Янг продолжает возмущаться.

– Не пойму, почему нужно ограничивать расход воды на полив? – выговаривал он жене, словно это она ущемляла его права. – Я точно так же плачу за воду, как и все остальные. У нас газон уже похож на Сахару. Как в пруду осталась вода, вообще непонятно. Это все запрет на ядерные испытания, лично я так считаю. Когда я был маленький, помнится, лето было правильное. Все время шел дождь.

Его голос стих вдали, и Адам в одиночку побрел по пустынной улице. Брел он потрясающе. Адам умел бродить так, что всем здравомыслящим людям становилось не по себе от одного его вида. Не то чтобы он брел, просто сгорбившись или поникнув головой. Он умел брести с выражением, и в данный момент его понурый вид как нельзя лучше отражал уязвленное самолюбие и оскорбленные чувства безвинного страдальца, чье самоотверженное желание помочь роду человеческому так и не было понято.

Пыль тяжело опускалась на листву.

– Вот захватят ведьмы всю Англию, заставят всех есть здоровую пищу, не ходить в церковь и плясать голыми – вот так им и надо, – пробормотал он и пнул подвернувшийся под ноги камешек. Он не мог не признать, что, за исключением здоровой пищи, перспектива была не слишком пугающей.

– Вот спорим, если бы нам дали начать как надо, мы бы им нашли сотни ведьм, – продолжил он и снова пнул камешек. – Спорим, старику Тыркивмаде не пришлось бы бросать дело в самом начале из-за того, что какой-то дуре-ведьме испачкали платье.

Бобик послушно брел за Хозяином. Если предположить, что у Адского Пса в принципе есть какие-либо ожидания, то он мог бы счесть их обманутыми: его нынешняя жизнь была совсем не похожа на последние дни перед Армагеддоном. Однако, вопреки себе самому, он начал получать от нее удовольствие.

Он услышал, как Хозяин пробормотал:

– Вот спорим, даже виктрианцы не заставляли людей смотреть нецветной телик.

Форма определяет содержание. Мелким лохматым собакам присущи вполне определенные модели поведения, вписанные им чуть ли не в гены. Невозможно принять форму мелкой собачонки и в то же время надеяться, что ты останешься тем же, что и был; некая собачонкость начинает пронизывать все твое существо.

Он уже один раз гонялся за крысой. И это оказалось самым приятным моментом его жизни.

– Так им и надо, если всех нас захватят Злые Силы, – ворчал Хозяин.

А еще есть кошки, подумал Бобик. Он застал врасплох соседского рыжего котяру и вознамерился обратить его в трясущееся желе с помощью обычного пылающего взгляда и глубокого горлового рыка, которые всегда безупречно действовали на его обреченных оппонентов. На этот раз он добился только меткого удара по морде, от которого слезы брызнули из глаз. Кошки, решил Бобик, намного хуже пропащих душ. Он составил план дальнейших экспериментов с кошачьим населением, в который, в качестве основного элемента, входило наскакивание издалека и оживленное обтявкивание. План был, безусловно, отчаянно смелый, но мог и сработать.

– И пусть даже не бегут за мной, когда старого Пикки превратят в лягушку, вот и все, – бормотал Адам.

Именно в этот момент до него дошло, во-первых, что он мрачно добрел прямо до Жасминного Домика, а во-вторых, что кто-то горько плачет.

Адама легко было разжалобить слезами. Пару минут он еще колебался, а потом осторожно заглянул через изгородь.

Анафеме, которая сидела в складном кресле и как раз доставала очередную салфетку из полупустой пачки, показалось, что над изгородью взошло маленькое косматое солнце.

А Адаму показалось, что она вряд ли может быть ведьмой. У Адама в уме сложилось очень четкое представление, какой должна быть настоящая ведьма. (Семейство Янгов ограничило свой выбор воскресных газет единственным разумным изданием из тех, что классом повыше, и поэтому столетие просвещенного оккультизма благополучно прошло мимо внимания Адама.) У нее не было ни носа крючком, ни бородавок, и она была молодая… ну, вполне молодая. И этого было вполне достаточно.

– Привет, – сказал он, рассутуливаясь.

Анафема высморкалась и уставилась на него.

Здесь следует описать, что́ именно она увидела над изгородью. То, что увидела Анафема, как она рассказывала позднее, было похоже на несовершеннолетнего греческого бога. Или на картинку из Библии, на которой мускулистый ангел добродетельно поражает зло. Это лицо не имело отношения к двадцатому веку. И оно было окружено сияющими золотистыми кудрями. Микеланджело мог бы дать такое лицо одной из своих скульптур.