Нил Гейман - Добрые предзнаменования [litres]

– А ведьмы держат дома выпивку? – осторожно спросил он.

– Да, конечно, – она улыбнулась так, как, возможно, улыбалась Агнесса Псих, роясь в ящике комода с нижним бельем. – Зеленое бурлящее варево, покрытое пенкой, на которой кишат всякие Твари. Ты же знаешь.

– Отлично. А лед?

На самом деле это оказался джин. И лед тоже нашелся. Анафема, воспитанная в лучших традициях ведьмовства, в целом не одобряла употребления крепких напитков, но не имела ничего против того, чтобы употреблять их самой.

– Я тебе рассказал о том, как из ямы на дороге вылез тибетец? – сказал Ньют, несколько успокоившись.

– Я про них знаю, – ответила она, роясь в бумагах на столе. – Вчера двое вылезли на лужайке у меня перед домом. Бедняги никак не могли взять в толк, что с ними произошло и что они должны делать, я напоила их чаем, они попросили у меня лопату и снова полезли в яму.

Ньют слегка расстроился, почувствовав, что его обошли.

– А откуда ты знаешь, что они с Тибета? – спросил он.

– Если на то пошло, откуда ты знаешь, что твой оттуда же? Он что, кричал «Омм!», когда ты его давил?

– Ну, он… он был похож на тибетца, – объяснил Ньют. – Оранжевый балахон, выбрит налысо… ну, в общем… вылитый тибетец.

– Один из моих неплохо говорил по-английски. По его словам, он чинил приемник в Лхасе и вдруг – раз! – и он в каком-то тоннеле. И без малейшего понятия, как добраться домой.

– Если бы ты посоветовала ему дойти до поворота, его могли бы подвезти на летающем блюдце, – мрачно сказал Ньют.

– С тремя пришельцами? И один из них – робот-недомерок?

– Они что, тоже сели на твоей лужайке?

– Судя по новостям, это единственное место, где они не сели. Они приземляются повсюду, во всем мире и ко всем встречным обращаются с короткой банальной фразой о космическом мире и гармонии, а когда эти встречные говорят: «Да? Ну и что?», они тупо смотрят на них и снова улетают. Знамения и знаки, точно как говорила Агнесса.

– И сейчас ты мне скажешь, что это она тоже предсказала, да?

Анафема порылась в старом картотечном ящике, который стоял перед ней.

– Я все собиралась занести это в компьютер, – сказала она. – Поиск по словам, и так далее, понимаешь? Сильно облегчило бы работу. Пророчества расположены как попало, но есть намеки, пометки от руки и так далее.

– Она писала пророчества в картотеку? – удивился Ньют.

– Нет, в книгу. Но я… ну, не могу ее найти. У нас, конечно, всегда были копии.

– Так ты ее потеряла? – вскричал Ньют, пытаясь привнести в беседу хотя бы тень юмора. – Спорим, она этого не предвидела!

Анафема одарила Ньюта таким взглядом, что он понял: если бы взглядом можно было убить, его тело уже лежало бы на столе в морге.

Потом она продолжила:

– За все эти годы мы составили неплохой алфавитный указатель, а дедушка разработал очень полезную систему перекрестных ссылок… ага. Вот оно.

Она бросила карточку через стол.

– Это, конечно, расшифровано не заранее, – призналась Анафема. – Толкования я записывала, когда слушала новости по радио.

– Кроссворды, наверное, ваше семейство решает с невероятной легкостью, – заметил Ньют.

– Мне вообще кажется, Агнесса здесь уже выходит за рамки понимания. Фразы насчет Левиафана, Южной Америки, трех и четырех могут значить все что угодно. – Она вздохнула. – Вся проблема в газетах. Попробуй-ка разберись: а вдруг Агнесса говорит о каком-нибудь мелком происшествии, на которое ты не обратила внимания? Знаешь, сколько времени утром уходит на то, чтобы тщательно просмотреть каждую утреннюю газету?

– Три часа десять минут, – без запинки ответил Ньют.

– Я так думаю, нам дадут медаль или еще что, – радостно заявил Адам. – За спасение человека из пылающих обломков машины.

– Они не пылали, – сказала Язва. – Они даже не очень-то и разломались, когда мы ее перевернули обратно.

– Но ведь могли, – заметил Адам. – С чего это нам не полагается медаль только потому, что чья-то старая машина не может вовремя запылать?

Они стояли, склонившись над ямой на дороге. Анафема вызвала полицию. Прибывшие полицейские объяснили появление ямы проседанием почвы и наставили вокруг ярко-оранжевые предупредительные конусы. В яме было темно и очень глубоко.

– А здорово было бы смотаться в Тибет, – сказал Брайан. – Изучить военные искусства и все такое. Я смотрел старый фильм про одну долину в Тибете, там все живут сотни лет. Она называется Шангри-Ла.

– У моей тети домик называется «Шангри-Ла», – сказал Уэнслидейл.

Адам хмыкнул.

– Тоже мне умники, назвать долину в честь какого-то домика, – сказал он. – Еще бы «Дом, милый дом» назвали. Или «Родные пенаты».

– Все лучше, чем «Шомпола», – мягко заметил Уэнслидейл.

– Шамбала, – поправил его Адам.

– Это, наверное, одно и то же место. Может, просто и так, и так, – с неожиданной дипломатичностью сказала Язва. – Как у нас дом. Мы поменяли имя с «Хижины» на «Прекрасный вид», когда туда переехали, а нам все равно приходят письма на адрес «Тео К. Купьер, Хижина». Может, они ее решили назвали «Шамбала», а люди все равно говорят – «Родные пенаты».

Адам бросил в яму камешек. Тибетская тема начала ему надоедать.

– Чем займемся? – спросила Язва. – На ферме в Нортон-Боттом овец купают. Сбегаем, поможем?

Адам бросил в яму камень побольше и прислушался, ожидая звука удара о дно. Звука не было.

– Не знаю, – рассеянно сказал он. – Я считаю, надо что-то делать с китами, лесами и всяким таким прочим.

– А что? – спросил Брайан, который обычно получал большое удовольствие от такого развлечения, как настоящее купание овец. Он принялся вытаскивать из карманов пакетики из-под чипсов и бросать их в яму, один за другим.

– Можно после обеда пойти в Тэдфилд и не съесть по гамбургеру, – предложила Язва. – Если каждый из нас четверых не съест по гамбургеру, им не придется вырубать миллионы гектаров джунглей.

– Все равно ведь вырубят, – отозвался Уэнслидейл.

– Вот опять стихийный материлизм, – повернулся к нему Адам. – То же самое с китами. Вокруг просто ужас что творится. – Он взглянул на Бобика.

Ему было как-то очень не по себе.

Бобик, заметив внимание к себе, радостно вскочил на задние лапы.

– Такие, как вы, и едят всех китов, – сурово сказал ему Адам. – Могу поспорить, на твою долю приходится уже чуть ли не целый кит.

Бобик, ненавидя себя последней оставшейся в душе сатанинской искрой, склонил голову набок и жалобно завыл.

– Ничего себе мир, в котором придется расти, – сказал Адам. – Ни китов, ни воздуха, и все плавают в лодках, потому что уровень моря поднимается.