Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

— Думаю, уж такой-то ход он точно предусмотрел, — вздохнула Альта. — Он прав, пап. Другого выхода нет. Ну и скажи мне, что на его месте ты бы решил иначе и не убеждал бы сейчас собственное начальство в необходимости совать голову в это осиное гнездо.

Отсюда, с временного наблюдательного пункта за пределами лагеря, был хорошо различим ров и опущенный мост, была видна уезженная дорога, широкой лентой расстелившаяся к замку издалека; было четко видно, как группа отдалилась, вышла на дорогу — прямо, не скрываясь, как приблизилась ко рву и остановилась перед мостом. Можно было видеть, как Мартин вышел вперед, окинул взглядом мост и стену, как он ступил на толстые окованные доски, сделал три шага и остановился снова, обернувшись и махнув рукой остальным. Было видно, как отряд взошел на мост и ступил под свод ворот, как прошел внутрь — и исчез из поля зрения…

Отсюда, с временного наблюдательного пункта за пределами лагеря, Курт видел это около трех часов назад. Сейчас он видел пустынную дорогу, безмолвный замок и застывшую раззявленную пасть ворот с вываленным языком-мостом, словно весь этот замок был огромным мертвым чудовищем, задохнувшимся в сдавившей его пустоте…

Альта ушла отсюда последней, попытавшись, явно без особой надежды, увести Курта с собой. Да, когда группа вернется, это увидит дозорный. Да, когда у них все получится, это почувствуют и Альта, и прочие expertus’ы… Да. «Когда». Она говорила «когда», старательно избегая слова «если», но не слышать одно вместо другого было невозможно. Если у них получится. Если вернутся…

Да, сидеть здесь не имело смысла. Но и в пребывании в конгрегатском шатре резона Курт видел не больше. Лагерь за спиной жил своей жизнью, и майстеру инквизитору в этой жизни сейчас места не было. Разумеется, найти себе дело труда не составило бы, и быть может, именно так и стоило бы поступить, чтобы хоть чем-то себя занять и не видеть, как мимо влачатся минуты и часы, но он все так же сидел на старом пне за пределами лагеря, равнодушно отмечая, как солнечный ноябрьский холодок пробирается за шиворот и в рукава, неспешно расползаясь по всему телу. Тело на этот раз не жаловалось, не постреливала назойливо боль в суставах, не ворочалась привычная ломота в пояснице, и даже дежурная усталость в этот раз не пыталась уломать, уговорить, вынудить встать и уйти.

В памяти крутились замковые коридоры и комнаты, лестницы и переходы… Замок, ночь, лестницы, комнаты, двери… Как же давно это было. Четверть века назад. И все равно будто вчера. И тот, кто был рядом тогда — тоже будто еще вчера был все так же рядом, все так же жив… В ту ночь он надеялся умереть. В ту ночь он все сделал для этого, но Высшее Начальство решило распорядиться его бытием по-своему.

Сколько времени это заняло тогда — все эти коридоры, двери, лестницы?.. Целую ночь. Но Поттенбрунн заметно меньше, да и диверсанты сейчас — не юный щенок и избалованный мирной городской жизнью стриг, и как знать, вдруг уже в следующую минуту примчится вестовой из лагеря и, переводя дыхание на ходу, выпалит: «Велели передать: всё, получилось!». Быть может, уже через несколько минут это мертвое чудище оживет и извергнет из своей распахнутой пасти людей… Быть может, не всех. Наверняка не всех. Но среди них будет один, кто подойдет сюда с выражением нарочитого равнодушия на лице и скажет: «Подумаешь, Антихрист. Раз плюнуть»…

— Вообще говоря, плеваться некрасиво.

За тот миг, который потребовался, чтобы обернуться на прозвучавший рядом голос, рука успела дернуться к рукоятке арбалета за плечом — и опуститься снова, а в голове пронеслось множество мыслей — толпой, наступая друг другу на ноги, толкаясь локтями, отпихивая друг друга с пути.

Голос. Не дозорный. Чужой рядом! Голос ответил на мысль. Как?! Голос… Голос знакомый…

Курт обернулся вправо и замер, уставившись на человека в трех шагах от себя.

Сухощавый смуглый старик, облаченный в непривычного покроя далматику с накинутой поверх фелонью, и белая, как молочная пена, альба почти скрывает ноги в легких башмаках…

— Снова ты, — констатировал Курт, сложив на коленях руки и сцепив пальцы замком. — А в чужие головы, стало быть, влезать красиво?

— Неправильный вопрос, — благодушно отозвался старик, и взгляд миндалевидных темно-карих глаз вперился в майстера инквизитора с насмешкой. — Вы должны были спросить, зачем я здесь.

— В прошлый раз этот вопрос особого смысла не имел, ты все равно не ответил.

— Я и сейчас не отвечу, но когда вас останавливало нежелание собеседника отвечать?

— Ну и зачем ты здесь?

— А вы уверены, что я здесь? — вкрадчиво отозвался Мельхиор. — Что на сей раз все происходящее и впрямь происходит, а не является плодом вашего рассудка?

— Я не уверен, что и в прошлый-то раз это было не так, — хмыкнул Курт. — Но примем те же условия игры, что и тогда: раз уж ты тут, а спешить мне снова некуда — поговорим.

— А вы уверены, что на сей раз и впрямь некуда? — все так же елейно осведомился старик. — Время, как вы уже имели возможность убедиться, вещь относительная.

Курт огляделся. Лагерь за спиною жил и двигался, чуть поодаль можно было разглядеть дозорного — тот прохаживался взад-вперед, разминая ноги…

— Id est, сейчас оно не остановилось, как в тот раз? — уточнил он. — Или это снова твои словесные витийства?

— А вы уверены, что сколь угодно витиеватые словеса способны описать время, майстер инквизитор?

— Это exordium [211] Вступление, начало речи (лат.). , или ты уже начал подводить меня к какой-то нужной мысли?

— Я не знаю, — развел руками старик. — Ведь нам по-прежнему неизвестно, Господень ли я посланник-вразумитель или часть вашего же разума, с которой вам вдруг вздумалось посовещаться.

— Мне нужен совет?

— Нужен?

— Сорок два?

— Что? — нахмурился старик, и Курт криво усмехнулся:

— Проверил, не явился ли ты для того, чтобы изображать собою эхо.

— У вас еще есть силы шутить, — одобрительно кивнул Мельхиор. — Это хорошо. Это вам пригодится. Как насчет прочих ваших достоинств, майстер инквизитор? Скажем, ваших особых отношений со временем.

— У меня были отношения с ведьмой, с имперской шпионкой, с малефичкой… Со временем — не припомню.

— Сейчас вы крадете его у самого себя, отшучиваясь в ответ на мои попытки вам помочь, — мягко, но с неожиданной серьезностью заметил Мельхиор. — А главное — вы крадете его у Мартина и всего этого мира. Бросайте детские замашки, майстер уличный воришка, и пробуждайте инквизитора.

Курт снова оглянулся через плечо на лагерь, вновь повернулся к собеседнику, пристально всмотревшись в его лицо, и вздохнул:

— Хорошо. Как инквизитор — я бы спросил, что ты подразумеваешь под «особыми отношениями».