Евгений Витковский - Протей, или Византийский кризис [Роман]

— Тут на одного, — огорченно сказала Джасенка, знала бы она про такое, так просила бы на всех.

— А ты ему отдай, я сама схожу.

— Ну и все тогда?

Цинна откровенно оскорбилась:

— Как все? А еще один?

— Кто?

— Брат.

Уж на что считала себя эмансипированной электронщица, но чтобы просить порошковый чертов безоар на двоих любовников у своей же любовницы — было чему подивиться. Хотя после потери Игоря Васильевича Джасенка кое-что поняла и решила этой своей обретенной в византийских боях семье немного помочь. Без арясинского порошка экстракт протейских мухоморов, метамускарин, который царские гости принимали за соль, сахар, соду, ароматизатор или что еще, убивал человека в течение тридцати шести часов.

Джасенка по своим неперекрываемым каналам знала, что безоара у ректора хватило бы и на сотню человек, но спасаться массовым спасением утопающих готова не была.

— Уж решим сразу, кто тут достоин спасения. Только не очень тянем: хлипкие к шести занемогут, к десяти им конец, а таких, кто протянет двое суток, нет в природе.

Елим, о чем-то лишь догадывавшийся ранее, чувствовал, что его душа ушла в пятки и там ей неуютно. Догадаться, что русский царь настропалил на византийского императора мышеловку с отравленным сыром, можно было еще три месяца назад на Балканах за секунду, предположи хоть кто-то, что на подобный чисто византийский шаг способен советский учитель из средней школы, — так ведь быть того не может. Елим не понимал, что царь тут ни при чем, а при чем только братья Аракеляны и самый младший — более всех. Но в его существование редко кто верил.

Непонятно откуда выглянул Оранж.

— Список лиц, имеющих право на антидот, в мае продиктован господином Горацием Аракеляном; он предусматривает вариации, хотя и незначительные. Список визирован царем.

Кое-какие мысли у князя были, он сел в постели и посмотрел в потолок.

— Детей-то за что?

— Это кто дети? — удивленно бросила Джасенка. — Христофор и его бляди… обоего пола?

— А хотя бы. А хотя бы Паллада, она чем виновата?

— Ну ладно, что еще и кто еще? Мне много не дадут — им на всю кухню нужно, все-таки старались люди.

— Ладно, кто не успел, тот опоздал. — Электронщица стала загибать пальцы. — Ты, он, принц, девка его. Все?

Князь подумал.

— Он не принц, он император. Думаю, он куда интересней, чем кажется.

— Я заметила, — подтвердила Джасенка, — по-английски ни слова, а у самого «Гарри Поттер» одиннадцатый в оригинале зачитанный. — Ну так что, подвели черту?

Елим подумал.

— Еще одна доза. Арсений. Он не виноват, и он Романов, и это последнее важно.

— Ладно, но это все. Пять порций еще дадут, но с концами. Кстати, скоро эта радость в воде перестанет растворяться, и надо спешить. На Василия не просите, хотя, может, он ничего и не ел. Но едва ли, все что-то ели или пили, на войне как на войне… Ладно. Иду, иду. — Электронщица увидела, как ее подруга воткнула единственный наличный шприц в шею князя.

«Везет же некоторым», — подумала она в коридоре. Два мужика и подруга, и молодость при ней — всего-то двадцать третий год!

Цезарь посмотрел на возвратившуюся девицу вопросительно, скривился, но пять полных шприцов выдал. Потом постучал по столу левым указательным.

— Больше ни одной. У меня своих сто шестьдесят, упущу хоть одного — мне не жить.

— Да ладно тебе, — обмирая от собственной наглости, бросила Джасенка и покинула кабинет ректора.

Эспера обслужить во всех смыслах бралась Цинна, на Елима повесили визит к Христофору и Палладе. Князю думать не хотелось о том, что случится, если он их не отыщет.

В покои самого младшего из императоров попасть можно было только через длинный старинный тамбур, в котором дрыхли двое постельничих, недоросли из охраны. «Недолго вам дрыхнуть», — подумал Елим, еще час тому назад не знавший о том, что его самого и решительно всех гостей на пиру во дворце отравили. Для молодых людей он в любом случае сделать уже ничего не мог, он и так чувствовал себя странно, заявившись спасать более-менее законного и коронованного в Успенском соборе императора Христофора I.

Как ни странно, младший император вовсе не танцевал в наушниках. Он сидел, скорчившись в глубоком кресле, подобрав под себя ноги, в одних стрингах. Его трясло.

— Не зовите никого, государь, — более чем официально обратился Елим и подумал, что государем парня больше никто никогда скорей всего не назовет, — никто не придет. Вижу, вы уже догадались.

— Я думал, ребят пожалеют. Как понял с утра, что вот тут болит, — он показал куда-то ниже пупка, — так и… понял. Ведь на что купились… Ну я-то ладно, я наследник, что со мной церемониться. Но они, они… Их за что? — Парень забился в истерике.

Князь достаточно сильно врезал императору по загривку.

— Христофор, для вас еще ничто не кончено. Вода тут есть?

— Нет воды, только сок…

— Не годится сок, небось тоже с банкета. Вода в ванной есть?..

— Посмотрю…

Христофор рванул в ванную и победно принес стаканчик с водой. Даже щетку зубную не вынул.

— Хорошо, есть чем размешать.

Елим высыпал порошок в стаканчик, разболтал получившуюся муть, набрал шприц и воткнул Христофору иглу выше локтя.

— Опусти, дете, — от волнения Елим сбился на хорватский.

Христофор рухнул обратно в кресло.

— Что это было?

— Антидот. Из тех же рук, что и отрава, так что будь благонадежен.

— Так меня-то с чего спасать?

Елима прорвало.

— Царь с засранцами не воюет. Ты уже четыре месяца как в списке тех, кому велено дать антидот. И не скрою, что мы тебя запросто упустить могли. Легче легкого. Это ты папеньку надуешь, мол, танцую-трахаю и оставьте в покое. Было б это на самом деле так, ты бы сейчас уже корчился.

Христофор затравленно обнял себя за плечи, вжимаясь как можно глубже в кресло.

— Да как же… да у отца охрана…

— У отца была охрана, да вся вышла, сбежала наверняка или передохла. Все возьмут по чемодану, и только их и видели, ну а большинство, конечно, тут ляжет в ближайшие сутки. Праздник для всех был, для наемников тоже.

— Елим Павлович, я что же, все время под колпаком у вас был?

— Да не без этого…

— И что же, всех теперь забыть?..

— Ну нет, для Паллады тоже приготовлено. Только тащи ее сюда сам, я в коридор больше не пойду.

— Неужели все? А Василий?..

— Христофор, я его едва знаю. Я своих-то защитить не могу, еле-еле твоей бабе выпросил. Ну, для Паллады. Ну, для ее Арсения. Ладно, знаю, что и твоего, но это она без него жить не может, ты обошелся бы. Ты бы ради меня голову на плаху не положил, как я вот сейчас.

Парень вспыхнул. Елим был уверен, что это половозрелое чудо уже ничем не проймешь, а вот поди ж ты.

— Елим Павлович, да если б я знал…