Максим Заболотских - Случайный мир [litres]

Алексей Степанович цокнул языком и методично обвел взглядом кухню, как будто пытаясь найти упоминания Тарида среди надписей на пачках с продуктами.

– И что это за «бесноватые» такие с ним? Единственная ниточка пока – этот «Зартшти» или «Зартушт». Гласные-то не пишутся, огласовок нет, поэтому установить точное произношение имени не представляется возможным. Но фонетически это, конечно, очень близко к персидскому произношению имени Заратустры. А если действительно упоминание Заратустры, то это может стать сенсацией! По некоторым оценкам Заратустра… – При этом Алексей Степанович внимательно посмотрел на Андрея, пытаясь убедиться, требуются ли дополнительные пояснения, и решив, что требуются, продолжил: – Так вот, Заратустра, основатель широко распространенной в древнем Иране религии зороастризма, жил где-то в седьмом веке до нашей эры. Рукопись, как мы уже убедились, скорее всего, относится к гораздо более позднему периоду. Тогда это может быть попыткой придать больший вес этой религии, что называется, задним числом, фальсифицировать, так сказать, исторические данные и укрепить авторитет зороастризма, переживающего часто достаточно сложные времена с идеологической точки зрения, например, во время первичного натиска ислама.

На столе перед Андреем очутилась тарелка с разварившейся картошкой и подгорелым куском свинины, обильно политыми сверху кетчупом. Он принялся методично поглощать Викин кулинарный шедевр, мысленно уносясь все дальше от противостояний древних религий.

Маленький отряд легионеров молчаливо двигался по узкой тропе. Величественные вершины гор возвышались со всех сторон и надменно смотрели на непрошеных гостей, упиваясь собственной значимостью, неподвластной течению времени. Они как будто насмехались над суматошным движением озабоченных сиюминутным моментом людей, издали похожих на цепочку черных муравьев, которые отправились с утра пораньше на поиски пропитания.

Небо постепенно окрашивалось в оранжево-красные тона утреннего солнца: оно только что выглянуло из-за далекой заснеженной вершины. Вместе с мимолетным обещанием тепла солнце принесло с собой порывы холодного утреннего ветра, который тут же резво налетел на усталых путников и заключил их в свои холодные объятия.

Молодой горный козел, лениво щипавший траву за зарослями кустарника, испуганно поднял голову и уставился своими большими круглыми глазами на приближающихся незнакомцев. В следующий момент он сломя голову устремился сквозь кусты вниз по склону, с шумом продираясь сквозь спутанные ветки.

Легионеры все как один резко остановились и схватились за рукояти мечей, повернув головы в сторону убегающего животного. Поняв, в чем дело, они спрятали мечи в ножны, сопровождая этот процесс смесью невеселых шуток и солдатской брани.

Ксермет огляделся по сторонам, внимательно рассматривая обретающий краски утренний пейзаж. Вот уже два дня они двигались почти исключительно по ночам, пытаясь не испытывать судьбу. У них было твердое намерение добраться до долины Омо незамеченными.

Ночами горы сливались в сплошные черные кулисы неведомого представления, в котором они были единственными актерами при пустом зале. По крайней мере, легионеры очень хотели на это надеяться. Они ни на секунду не ожидали радушного приема от местной публики.

С лучами утреннего солнца пейзаж менялся до неузнаваемости. Оглядываясь назад, Ксермет пытался сопоставить безликую черно-белую дорогу, по которой они только что пришли, с цветными картинками нового дня.

Отряд почти достиг вершины горного плато. Тропа петляла между зарослями приземистого колючего кустарника и уходила вверх по узкому склону, который был зажат меж двух крутых вершин. Издалека казалось, что дорога упиралась в отвесную скалу в конце этого каменного коридора.

Все как Айтана и описывала. Она, правда, сказала «к концу третьего дня», а сейчас едва рассвело, ну да мы привыкли быстро ходить. Мозоль на левой ноге тут же послала в мозг резкий импульс назойливой боли, выказывая таким образом свое абсолютное и безоговорочное несогласие с его мыслями.

– Ребята, мы на верном пути, за мной, вон к той скале, – сказал Ксермет, поворачиваясь лицом к отряду. – Поднимемся наверх еще до полудня. Девчонка эта, Айтана, говорила, что там, сразу за краем этого утеса, находится ее старая деревня. Там и сделаем привал, а когда жара спадет, двинемся дальше.

Ксермет проводил взглядом парящего над вершинами орла, который медленно плыл по небесной глади, высматривая добычу. Эх, если бы мы только умели летать, как он. Насколько все было бы проще.

– Учитывая обстоятельства, в деревне нас дожидается пара десятков трупов. Ну да мы люди привычные, и нам сейчас живых надо бояться, а не мертвых. Место там, судя по описаниям, труднодоступное и хорошо подойдет для привала. Деревня находится на небольшой равнине. Попасть туда можно только двумя способами. Вон по той отвесной скале, – указал Ксермет на утес в конце подъема, и среди отряда легионеров разнесся недовольно-удивленный шепот, – или со стороны долины Омо по узкой тропе вдоль ручья. Так, собственно, они туда и прошли. На эту сторону должна быть спущена веревка. Обычно, конечно, они ее держали поднятой, чтобы сами знаете кто к ним не совался, но последний раз по ней девчонка сама спускалась, перед тем как пришла в наш лагерь. Так что веревка все еще должна быть там. За мной, ребята.

Ксермет вновь зашагал вверх по склону, мысленно проклиная ненавистную мозоль, которая причиняла ему едва ли не больше неудобств, чем опухшая рука со следами укуса безумного. Ему казалось, что эта мозоль и рана на руке вступили друг с другом в своего рода тайный сговор против него и научились координировать свои действия. Шаг левой – резкий сигнал из ноги. Шаг правой – тупая ноющая боль в запястье. Левой, правой, левой, правой, вперед, вверх, без остановки.

Парящий в небе орел вдруг сделал несколько маленьких кругов и камнем обрушился вниз, неся смерть замешкавшейся добыче. Вот так и наездник пришел в их деревню. Жили, ничего не подозревали, чувствовали себя в безопасности.

Ксермет искоса посмотрел на кочевника. До сих пор не понимаю, почему я согласился его взять. Ведь ничего я о нем не знаю. Видимо, времена теперь такие, любой, кто не против нас, по умолчанию с нами.

Ксермета вдруг охватило чувство плохо скрываемой зависти. Макхэкв был единственным человеком из их отряда, который не выказывал никаких признаков усталости. Он легко шел по крутому подъему, дыхание его было ровным. Кочевник, казалось, даже наслаждался прогулкой, почти весело разглядывая окрестности. Всю жизнь в степи прожил, а тут вон как в гору лезет. Не хуже того козла, что мы с утра видели.