Терри Пратчетт - Пастушья корона

И это место в лесу, поняла Тиффани, станет таким же. Святой землёй. И день выдался хороший, если только может быть хороший день, чтобы умереть, или хороший день, чтобы навек уйти в землю.

Птицы уже пели высоко в кронах, ветер шуршал листвой в подлеске, лес наполняли звуки, в которых песни тех, кто ещё жив, сливались с душами ушедших. Лесной реквием.

Весь лес пел для матушки Ветровоск.

На глазах у Тиффани к могиле тихо подошёл лис, поклонился и отбежал в сторону, потому что объявилась дикая свинья со своим выводком. Пришёл барсук и остался, даже не взглянув на тех, кто пришёл раньше. Один за другим, к изумлению Тиффани, звери приходили к могиле и садились рядом, словно домашние питомцы.

«Где сейчас матушка Ветровоск? — подумала Тиффани. — Неужели часть её по-прежнему с нами?»

Что-то коснулось её плеча, и Тиффани подскочила от неожиданности, но это был просто упавший с дерева лист. И тогда в глубине её души прозвучал ответ на вопрос: «Где сейчас матушка?»

Ответ был: «Здесь — повсюду вокруг».

К удивлению Тиффани, нянюшка Ягг тихо всхлипнула. Потом отпила из фляжки и вытерла глаза.

— Поплакать иногда помогает, — сказала нянюшка. — Нет ничего плохого в том, чтоб всплакнуть о тех, кого любишь. Порой я вспоминаю кого-нибудь из своих мужей и тоже проливаю слезинку-другую. Воспоминания надо беречь, как сокровища, но нечего из-за них с ума сходить.

— А сколько всего у вас было мужей, нянюшка? — спросила Тиффани.

Нянюшка Ягг задумалась — похоже, погрузилась в подсчёты.

— Ну, моих-то собственных трое, — сказала она наконец, — а прочих мне и не сосчитать — пальцев не хватит.

Она уже улыбалась — возможно, вспоминала кого-то из особенно дорогих ей мужей. А когда вернулась из прошлого, то снова стала собой — улыбчивой неунывающей нянюшкой Ягг.

— Пойдём, Тифф, — сказала она. — Пора возвращаться в твой домик. Я всегда говорила: хорошие поминки сами собой не сделаются.

Пока они шли обратно через лес, Тиффани задала вопрос, который давно не давал ей покоя:

— И что будет дальше, как вы думаете?

Нянюшка посмотрела на неё:

— В каком это смысле?

— Ну, матушка, конечно, не была главной ведьмой… вот только почти все думали, что была…

— Главных ведьм не бывает, Тифф, уж это-то ты должна знать.

— Да, но… теперь, когда матушки больше нет, этой главной не главной ведьмой станете вы?

— Я? — Нянюшка расхохоталась. — Не-ет, милая, я неплохую жизнь прожила, ребятишек кучу вырастила, мужчин немало было, повеселилась от души, да и как ведьма много чему научилась. Но у меня никогда и мысли не было, чтобы занять место Эсме. Никогда.

— А кто тогда его займёт? Кто-то же должен!

Нянюшка Ягг посерьёзнела:

— Матушка никогда не говорила: я, мол, лучше всех. Она просто жила себе и работала так, чтоб люди сами это почувствовали. Помяни моё слово, скоро все самые уважаемые ведьмы соберутся, чтобы обсудить, кто теперь будет вместо неё, но я-то знаю, кого она бы назвала, да я и сама сказала бы то же самое. — Она остановилась и на минуту перестала улыбаться. — Тебя, Тифф. Эсме оставила тебе свой дом. Но не только его. Тебе придётся занять её место, иначе его попробует занять другая, не такая умелая.

— Но… я не могу! И среди ведьм не бывает главных, вы же сами это только что сказали, нянюшка!

— Да, — кивнула та. — И у тебя нет выбора, кроме как стать лучшей, разрази тебя гром, главной ведьмой, которой у нас нет. И нечего на меня так коситься, Тиффани Болен. Ты не старалась заслужить это, но ты заслужила, а коли не веришь мне, поверь Эсме Ветровоск. Она сказала мне, что ты — единственная ведьма, кому по силам продолжить её дело. Это было в ту ночь, когда ты бежала с зайчихой.

— Мне она ничего такого не говорила, — призналась Тиффани. Она вдруг почувствовала себя совсем маленькой девочкой.

— Ну, ещё б она тебе сказала, — усмехнулась нянюшка. — Это было бы не в характере Эсме, сама знаешь. Фыркнуть этак вот и пробурчать: «Неплохо, девочка» — вот и всё, что она могла. Она предпочитала, чтоб человек сам свою силу почувствовал, а твоя сила — это что-то, уж ты мне поверь.

— Но, нянюшка, вы же старше меня, опытнее, и знаете вы куда больше, чем я!

— И кое-что из того, что знаю, я б не прочь забыть, — сказала нянюшка.

— Мне слишком мало лет… — простонала Тиффани. — Да если бы я не стала ведьмой, я бы сейчас ещё о мальчиках думала!

Няншка Ягг прямо-таки напрыгнула на неё:

— Ничего тебе лет не мало! Годы тут вообще ни при чём. Матушка Ветровоск говорила мне, что это тебе, не кому-нибудь, придётся заботиться о будущем. А то, что ты молода, означает, что будущего у тебя ещё много. Уж всяко побольше, чем у меня, — добавила она.

— Но так ведь не принято! — сказала Тиффани. — Это должна быть одна из старших ведьм. По-другому не бывает!

И тут её Задний Ум вдруг вмешался и подкинул коварный вопрос: «А почему, собственно? Почему обязательно всё должно быть так, как было заведено раньше? Почему не изменить порядок вещей?» И что-то в глубине души Тиффани затрепетало, принимая вызов.

— Ха! — фыркнула нянюшка. — Ты танцевала с зайчихой, чтобы спасти жизни друзей, милая. Помнишь, ты тогда настолько… разозлилась, что подобрала кусок кремня с земли и раздавила его в кулаке, и он протёк у тебя между пальцев как вода? Все старшие ведьмы видели это и сняли перед тобой шляпы. Перед тобой! Шляпы! — И она тяжело потопала к дому, бросив напоследок: — И не забывай, Эй выбрала тебя. Это к тебе она заявилась, когда Эсме нас оставила.

Эй была тут как тут: сидела на пеньке и прихорашивалась. Тиффани задумалась. Крепко задумалась…

Когда они подходили к домику, возле козьего сарая как раз пытался приземлиться взъерошенный, но очень большой волшебник на метле.

— Молодец, что прилетел, Наверн! — крикнула ему нянюшка через сад.

Волшебник оправил мантию, опасливо миновал грядки с травами и приветствовал ведьм, приподняв шляпу. Тиффани ехидно отметила про себя, что шляпа была снабжена завязками, чтобы с головы не сдуло.

— Знакомься, Тифф, это Наверн Чудакулли, аркканцлер Незримого Университета.

Тиффани до этого видела всего одного-двух волшебников, и те предпочитали полагаться на мантию, посох и шляпу в надежде, что им не придётся прибегать к настоящей магии. На первый взгляд Чудакулли был именно таким волшебником: борода, длинный посох с набалдашником, остроконечная шляпа… Погодите-ка, а что это торчит, притороченное к тулье? Арбалет? Ведьмовские привычки заставили Тиффани присмотреться к гостю внимательнее. Но Чудакулли вовсе не замечал её. Тиффани с изумлением поняла, что он плачет.

— Это правда, нянюшка? Она в самом деле умерла? — спросил он.

Нянюшка дала ему носовой платок и, пока волшебник трубно высмаркивался, шепнула Тиффани: