Терри Пратчетт - Пастушья корона

Возле входа, замаскированного под кроличью нору, болталась пара старших сыновей Явора. Они были тощими, даже по фиглевским меркам, и у них только-только начинали пробиваться бороды. Оба носили споги на длинных ремнях, так что те хлопали их по ногам, а килты сидели низко на бёдрах, и Тиффани с изумлением увидела над килтами ремни штанов, сшитых из крашеного полотна. Штаны? У Фиглей? Да уж, и впрямь наступают новые времена.

— А ну кыкс килты поддёрнули, — буркнул Явор Заядло, когда они с Тиффани протолкались мимо молодёжи в нору.

Кельда была в своих покоях в окружении Фиглей-младенцев, которые барахтались на полу, застеленном шкурами ушедших на иные пастбища овец.

И первыми словами кельды были:

— Я знаю… — Она вздохнула и добавила: — Это горе для меня, но таков черёд вещей. — Тут она улыбнулась, в уголках глаз собрались морщинки: — Однако ж мне счастье видеть тебя заглавной ведьмой, Тиффан.

— Э… спасибо, — проговорила Тиффани.

«Откуда Джинни узнала?» — удивилась было она.

Но тут же вспомнила, что у кельд есть таинствия, чтобы видеть прошлое, настоящее и будущее. Кельды бережно хранят свои секреты, передавая их от матери к дочери.

А ещё Тиффани знала, что пусть Джинни и крохотная, но хранить секреты она умеет. Поэтому теперь Тиффани, помявшись, призналась:

— Джинни, я думаю, мне ни за что не стать такой, как она.

— Да ну? — резко сказала кельда. — А что ж, по-твойму, сказанула млада Эсме Ветровоск, когда оно ей досталось, это дело? Думаешь, она сказанула: «Ну не, это не по мне, я недотягиваюсь?» — Мудрая маленькая пикста смотрела на Тиффани так, будто та была любопытным образцом — редким растением, например. Потом она понизила голос и добавила уже мягче: — Я знаю, ты бушь хорошей заглавой.

— Ну, скорее первой среди равных, чем главой, — поправила Тиффани. — По крайней мере, остальные ведьмы наверняка так думают…

Она умолкла, невысказанные сомнения повисли в воздухе.

— От оно как? — переспросила кельда. Она помолчала, потом мягко сказала: — Однажды ты поцеловала духса зимы и отправила его восвояси, ах-ха. Но я знаю, что вскорости тебе предстоит кой-что потрудней. В небах грядут перемены, и ты бушь нужна тут. — Она пристально посмотрела на Тиффани и добавила ещё более мрачным тоном: — Берегайсь, Тир-вар-фойн: наступает время перехода. Хозяйки Ветровоск больше нет, а на её месте сталась… дыра. И сыщутся те, кто её углядит. Надо стерегать врата, надо самим стеречься. Ибо те, об ком ты и знать не хотишь, могут рыщить по твою душу.

Как хорошо дома, подумала Тиффани, когда наконец-то вернулась на ферму своих родителей, которая так и звалась — Родная ферма. Дома мама каждый вечер стряпает горячий ужин. Дома можно сесть за большой кухонный стол, исцарапанный многими поколениями Боленов, и снова почувствовать себя маленькой девочкой.

Но она больше не маленькая девочка. Она ведьма. И теперь ей надо было заботиться о двух уделах. Всю следующую неделю Тиффани летала с холмов в Ланкр и обратно, по погоде, которая будто бы решила участвовать в конкурсе на звание самого мокрого времени года. Тиффани казалось, что она вечно не успевает, она продрогла и устала до самых костей. Люди были вежливы — и с ней, и уж точно с её остроконечной шляпой, — но по тому, чего они не говорили, Тиффани чувствовала: что бы она ни делала, этого всегда оказывалось недостаточно. С каждым днём она вставала всё раньше и ложилась всё позже, но это не помогало.

Она знала: её долг — быть хорошей ведьмой. Могущественной ведьмой. И когда выпадала крохотная передышка, когда не надо было лечить, ухаживать, помогать, выслушивать, Тиффани чувствовала, как по спине пробегает тревожный холодок. Джинни предупреждала: может объявиться нечто страшное. Сумеет ли Тиффани справиться с этой напастью? Ей казалось, она и повседневную-то работу не делает как следует.

Она не могла заменить матушку Ветровоск для ланкрцев.

И с каждым днём становилось всё труднее быть Тиффани Болен для жителей Меловых холмов.

Даже дома. Даже там. Однажды ночью она вернулась на ферму, мечтая только об ужине, покое и постели. Мама как раз достала из печи огромный, пышущий жаром чугунок и поставила его посреди стола, но тут разгорелась ссора.

— Я сегодня возле «Баронского герба» Сида Горлица встретил, — заявил брат Тиффани Винворт, крепкий паренёк, который по возрасту ещё не мог ходить в паб, зато мог и любил болтаться поблизости.

— Сида Горлица? — переспросила госпожа Болен.

— Это младший из двоих братьев Горлиц, — пояснил отец Тиффани.

Младший, мысленно отметила Тиффани. В сельском краю это многое значит. Ферма-то отойдёт старшему брату. Хотя ферма Горлицев, помнится, незавидное имущество — дела там идут плохо, хозяева живут в бедности. А отец семейства — завсегдатай «Баронского герба». Или нет?.. Тиффани попыталась вызвать в памяти лицо госпожи Горлиц, но у неё ничего не вышло. Зато Сида вспомнить оказалось нетрудно — она видела его всего несколько недель назад в окрестностях местечка Дверубахи. Это был низкорослый парнишка, которому кто-то дал кепку с длинным козырьком и свисток на шнурке, чтобы носить на шее, так что мальчишка стал смахивать на птицу, как раз под стать своей фамилии.

— Так вот, Сид мне про работу на железной дороге рассказывал, — увлечённо продолжал Винворт. — Он там неплохие деньги зарабатывает, этот Сид. И говорит, им ещё люди нужны. Пап, понимаешь, железная дорога — это будущее. Паровозы, а не овцы!

— Выбрось эти глупости из головы, — строго велел отец. — Железная дорога — она для тех, у кого своей земли нет. Не для нас, Боленов. Не для тебя, понял? Ты знаешь, какая у тебя судьба. Такая же, как у всех Боленов до тебя.

— Но… — Винворт заметно расстроился.

Тиффани бросила на брата быстрый взгляд. Она понимала, каково ему сейчас. Ведь и сама Тиффани посвятила свою жизнь вовсе не тому, чего от неё ожидали, верно? А то бы уже вышла замуж, как её сестры, и собиралась бы нарожать своей матери ещё несколько внуков, чтобы та могла хлопотать над ними.

Мама, похоже, подумала о том же.

— Что-то тебя в последнее время дома почти не видно, — обратилась она к Тиффани. Мать явно очень старалась, чтобы прозвучало это помягче, а не так, будто она чем-то недовольна. — Мне так жаль, что мы тебя редко видим, — добавила она с лёгкой грустью.

— Оставь девочку в покое, — сказал отец. — Она же теперь вроде главной ведьмы и не может поспевать везде.

— Я стараюсь почаще бывать дома, — сказала Тиффани виновато, словно по-прежнему была маленькой и должна была оправдываться. — Но работы очень уж много, ведьм не хватает.

Мама улыбнулась, неумело скрывая беспокойство:

— Я знаю, что ты вся в делах, милая. Стоит мне выйти с фермы, люди сплошь и рядом подходят ко мне и рассказывают, как ты помогла их малышу или отцу. Все замечают, что ты работаешь, не жалея сил. И знаешь, что люди говорят? Что ты становишься всё больше похожа на свою бабушку. Матушка Болен ведь самому барону указывала, что делать, и ты тоже.