Терри Пратчетт - Пастушья корона

Но лорд Вертлюг посмотрел на лошадь своего сына Джеффри — единственную лошадь, которая не блестела от пота и чьи бабки не были забрызганы грязью, — и пришёл в ярость.

Братья держали Джеффри, а мать смотрела на отца с мольбой, но лорда ничто не могло смягчить. Мать отвернулась, когда отец мазнул по лицу Джеффри лисьей кровью.

Лорд Вертлюг чуть не лопался от злости.

— Где ты был? Ты должен был быть с нами, когда мы прикончили лису! — ревел он. — Ты у меня будешь охотиться, молодой человек, ты у меня полюбишь охоту! Я охотился с юных лет, и мой отец тоже, и его отец! Это традиция. Традиция, понимаешь ты? Каждый мужчина в нашем роду в твоём возрасте уже отведал крови! Кто ты такой, чтобы говорить, будто это неправильно? Позор на мою голову!

Вот тогда-то он и ударил сына по лицу свежесодранной лисьей шкурой.

Джеффри стоял, и кровь лисицы стекала по его щеке. Он посмотрел на мать:

— Эта лиса была прекрасным созданием! Зачем понадобилось её убивать? Забавы ради?

— Пожалуйста, не зли отца! — взмолилась мать.

— Я ходил в лес смотреть на них, а вы на них просто охотитесь. Разве лиса годится в пищу? Нет. Мы чудовища. Мы, бесшабашные, охотимся и убиваем животных, которых не можем съесть*. Просто ради забавы.

Вжих!

Было больно. Но Джеффри вдруг ощутил, что его переполняет… что? Это было удивительное чувство — чувство, что он может всё исправить. И он сказал себе: «Я сделаю это. Я смогу. Уверен, что смогу!» Он выпрямился во весь рост и высвободился из хватки братьев.

— Я должен поблагодарить вас, отец, — произнёс он с достоинством и решимостью, которых никто от него не ждал. — Сегодня я постиг важный урок. Но я не позволю вам ударить меня снова. Никогда. Больше вы меня не увидите, если только не изменитесь. Вы поняли меня? — продолжал он очень официальным тоном.

Гарри и Хью уставились на Джеффри почти что с ужасом и стали ждать взрыва. А прочие охотники, которые прежде расступились, чтобы дать лорду Вертлюгу возможность разобраться с сыном, перестали притворяться, будто не смотрят на них. Устоявшийся мир охоты пошатнулся, воздух заледенел и, казалось, замер в ожидании.

В звенящей тишине Джеффри отвёл свою лошадь в конюшню, оставив лорда стоять посреди двора, будто каменное изваяние.

Джеффри дал лошади сена, расседлал её и снял с неё уздечку. Когда он чистил коня, подошёл Мактавиш и сказал:

— Вы молодец, юный Джеффри. — А потом с неожиданной прямотой тихо добавил: — Вы сумели постоять за себя, это уж как пить дать. Правильно. Не давайте старому ублюдку измываться над вами.

— За такие слова мой отец может тебя выгнать, — предостерёг Джеффри. — А тебе ведь здесь нравится, верно?

— Ну, тут вы правы, староват я, пожалуй, чтоб заново начинать, — согласился Мактавиш. — Но вы постояли за себя, и никто не мог бы постоять лучше, помяните моё слово. Наверное, теперь вы нас покинете, юный господин?

— К сожалению, да, — признал Джеффри. — Но спасибо тебе, Мактавиш. Надеюсь, мой отец не накажет тебя уже за то, что ты со мной сейчас говоришь.

И тогда самый старый младший конюх в мире сказал:

— Он не выгонит меня отсюда, нет, нипочём не выгонит, покуда от меня какой-никакой толк имеется. Да и вообще, за столько-то лет я уж его изучил. Он ведь что твой вулкан, точь-в-точь. Плюёт огнём куда ни попадя, взрывается, и раскалённые камни летают так, что спасайся кто может, но рано или поздно утихомирится. Кто поумней, просто держится подальше до поры, чтоб на глаза не попадаться. Вы были очень добры и любезны со мной, господин Джеффри. Думаю, вы в матушку свою пошли. Прекрасная женщина, золотое сердце, и так помогла мне, когда моя Молли-то умирала. Я помню. И вас я тоже запомню.

— Спасибо, — сказал Джеффри. — Я тоже буду помнить тебя.

Мактавиш раскурил гигантских размеров трубку, и по конюшне поплыл дым.

— Я так понимаю, вы и своего чокнутого козла с собой прихватить решили?

— Да, — кивнул Джеффри. — Хотя вряд ли тут от меня что-то зависит — как Мефистофель решит, так и будет. Он всегда всё решает сам.

Мактавиш искоса посмотрел на него:

— А есть у вас еда на дорогу, а, господин Джеффри? А деньги? В дом-то вы небось не пойдёте уже. Давайте-ка я одолжу вам немного из своих до тех пор, пока вы не обустроитесь на новом месте.

— Нет! — воскликнул Джеффри. — И речи быть не может!

— Я вам друг, господин мой Джеффри. Я ведь говорил, ваша матушка была добра ко мне, и я перед ней в большом долгу. Вы уж заглядывайте повидать её как-нибудь. И когда будете тут, не забудьте навестить и старого Мактавиша, вот и всё.

Джеффри сходил за Мефистофелем и запряг его в маленькую тележку, которую Мактавиш когда-то смастерил специально для козлика. Сложив в тележку то немногое, что мог взять с собой, Джеффри подхватил вожжи, щёлкнул языком, и они выехали с конного двора.

Когда изящные копытца козлика поцокали прочь по дорожке, Мактавиш пробормотал себе под нос:

— Вот как парню это удаётся, а? Эта треклятая скотина норовит залягать любого, кто к ней сунется. Но только не Джеффри.

Если бы Джеффри обернулся, он бы увидел, что мать смотрит ему вслед со слезами и мольбой, а отец по-прежнему стоит посреди двора, потрясённый непослушанием. Братья хотели было кинуться за Джеффри, но гневный взгляд отца их остановил.

Вот так Джеффри и его козёл отправились навстречу новой жизни. «Теперь, — подумал юноша, одолевая первый из многочисленных изгибов подъездной аллеи, — мне некуда идти».

Но ветер шепнул: «Ланкр».

А в Ланкре у матушки Ветровоск день тоже выдался не из лучших. Юный дровосек, работавший на вырубке выше в Овцепикских горах, едва не отхватил себе топором ступню. А местный Игорь, как назло, отлучился, и некому было пришить ступню обратно. Когда матушка прилетела на своей капризной и трясучей метле в лагерь дровосеков, оказалось, что дела парня даже хуже, чем она думала. Он храбрился, чтоб не ударить в грязь лицом перед приятелями, которые обступили его и пытались ободрить, но матушка по глазам видела, что ему очень больно.

Пока она осматривала раненого, он принялся кричать и звать маму.

— Эй, ты, — сказала матушка Ветровоск, устремив свой пронзительный взгляд на одного из дровосеков. — Знаешь, где живёт его семья?

Парень испуганно кивнул — ведьмовская остроконечная шляпа часто нагоняет страх на молодых людей.

— Тогда ступай, — сказала ведьма. — Бегом! Скажи матери, что я доставлю её сына домой, а она пусть согреет воды и приготовит чистую постель. Только чтоб чистую!

Когда гонец умчался, матушка оглядела оставшихся молодых дровосеков, столпившихся вокруг раненого и смущённо переминавшихся с ноги на ногу.

— Теперь вы. Хватит топтаться без толку. У вас здесь полно дерева, сделайте носилки, чтобы я могла отвезти вашего приятеля домой.