Терри Пратчетт - Господин Зима

— Но зачем? — выдавила Тиффани.

— Не знаю. Ты что-нибудь видела, когда плясала? Или, может быть, слышала?

Как можно описать словами чувство, будто ты — сразу всё и повсюду? Тиффани не стала и пытаться.

— Мне… мне кажется, я слышала голос. Или, может, даже два голоса, — пробормотала она. — Эмм… Они спросили, кто я такая.

— Ин-те-рес-но, — проговорила госпожа Вероломна. — Два голоса, говоришь? Я подумаю, чем это может обернуться. Одного я не могу понять: как он тебя разыскал? Об этом я тоже ещё поразмыслю. А до тех пор советую тебе одеваться потеплее.

— Ах-ха, — поддакнул Явор Заядло. — Зимовей, он тёплости не выносит. Ох ты ж, я вдругорядь балду свою забудну! Мы ж тебе письмо принесли с того дупла в лесе. Вулли, отдай мал-мал громаздой карге письмо. Мы его призахватили по путю.

— Письмо? — переспросила Тиффани под стрёкот ткацкого станка.

Туп Вулли потянул из спога большой, свёрнутый в трубку и основательно перепачканный конверт.

— Эт’ от того чиха верзунского с громаздого замку в холмьях, — пояснил Явор Заядло, пока Вулли всё пытался вытащить конверт. — Он шкрябит, что у него всё типсы-топсы и он надеждится, что у тебя тож и что ты вскорости возвернёшься домой, и там ишшо про как бураны поживают и всяко-тако. Ничё интересневого, как по мне. И ишшо буковы «ЦОКК» на конхверте, токо мы ни бум-бум, чё оно значит [4] Эти буквы означают «Целую-обнимаю крепко-крепко». У нас в Круглом мире похожее сокращение («S.W.A.L.K. — Sealed With A Loving Kiss», букв. «Запечатано нежным поцелуем») было распространено в Англии более полувека назад, но с тех пор вышло из моды и почти забылось. ( Примеч. перев.) .

— Ты читал письмо, предназначенное мне? — ужаснулась Тиффани.

— Ах-ха, нае проблемо, — гордо выпятил грудь Явор. — Билли Мордаст мне мал-мал подмогнул с длиннявыми словями, но так-то я почти всё сам прочитал. — Его сияющая улыбка померкла, когда он заметил, как смотрит на него Тиффани. — А, ты небось мал-мал обижукаешься, что мы твой конхверт разлепили! Не боись, мы его обратно улитой заплющили. С виду и не сказанёшь, что его ктой-то читил.

Он смущённо кашлянул, потому что взгляд Тиффани ни капли не потеплел. Фигли вообще побаиваются женщин, а уж ведьм особенно. Подождав, когда Явор Заядло окончательно смутится, Тиффани спросила ледяным тоном:

— Откуда вы узнали, где искать письмо?

Краем глаза она покосилась на Тупа Вулли — тот жевал подол своего килта. Верный признак того, что Вулли сильно напуган.

— Э… хошь, я тебе мал-мал с три короба наврую? — робко предложил Явор Заядло.

— Нет!

— Но это ж увлекательственные три короба! С драконсами, однорогами и…

— Нет. Скажи правду.

— Ах, но она ж такая нуднявая… — вздохнул Явор Заядло. — Мы просто в баронский замок пролазнули и прочитили все твои письма, а ты там нашкрябила, что почтонос знает: письма для тебя надо оставлять в дупле у водохлёста.

Даже если бы в эту минуту в дом зашёл Зимовей, воздух в комнате не стал бы холоднее. Некуда уже было.

— Он хранит твои письма в шкатулксе под… — попытался продолжить Явор Заядло, но умолк и закрыл глаза, потому что терпение Тиффани лопнуло даже громче, чем лопалась странная паутина в доме госпожи Вероломны.

— Вы что, не знаете, что чужие письма читать нельзя? — отчеканила Тиффани.

— Э… — начал Явор Заядло.

— И вдобавок вы вломились в замок барона!

— Э, нет-нет-нет-нет-нет! — закричал Явор Заядло, подпрыгивая, как мячик. — Эт’ ты нам не приштопаешь! Мы просто прошмыргнули через одну из тамошних щелин для лукового стрелянья…

— И прочли мои личные письма, предназначенные лично Роланду? — перебила Тиффани. — Они же личные!

— Ах-ха, оно так, — признал Явор Заядло. — Но ты не изводись, мы никому не растреплем, что там нашкрябано.

— Мы ж не растрепали ни словечечка про то, что ты в дневнюхе шкрябишь, — добавил Туп Вулли. — Даж про цветики и всяко-тако там вокруг.

Госпожа Вероломна сейчас ухмыляется у меня за спиной, подумала Тиффани. Совершенно точно. Но Тиффани больше не могла злиться на Явора и компанию. Каждый, кто имеет дело с Фиглями, рано или поздно исчерпывает запас сердитых слов.

«Ты была их кельдой, — напомнил Задний Ум. — Они убеждены, что их долг — защищать тебя. И не важно, что ты сама об этом думаешь. Они ещё ох как попутают тебе карты в этой жизни…»

— Не читайте больше мои письма, — устало сказала Тиффани. — И дневник тоже.

— Лады, — легко согласился Явор Заядло.

— Даёшь слово?

— Ах-ха.

— Но ты и раньше это мне обещал!

— Ах-ха.

— Крест на сердце, чтоб ты сдох?

— Ах-ха. Нае проблемо.

— Честно-пречестно слово лживого вороватого пройдохи-Фигля? — усмехнулась госпожа Вероломна. — Вы ж эт’ такс кумексаете: мы ужо всё одно кирдыкснулись, так чё нам бу, ежли мы словесо и порушим, ах-ха? Верно я грю?

— Ох, верно, хозяйка, — ничуть не смутился Явор Заядло. — Спасибы, что напомянула.

— Да ты ж и не дум-дум своё словесо держать, Явор Заядло!

— Верно, хозяйка. Всяки-таки несчастны мал-мал словеса непочём не удержу. Тут дело тако: мы ж должны во что б ни стало нашую громазду мал-мал каргу обережать. Мы и жисти свои должны покласть за неё.

— А кыкс вы свои жисти покладёте, ежли вы уже скопытились? — резко спросила ведьма.

— Ах-ха, тута так сразу и не скумексаешь, кыкс нам их покласть. Проще уж покласть жисти всех чучундр, кто ей зло чинить удумает.

Тиффани смирилась с судьбой.

— Мне уже тринадцать, — сказала она. — Я сама могу о себе позаботиться.

— Нет, вы послушайте эту госпожу Я-всё-сама! — фыркнула госпожа Вероломна, но не слишком ядовито. — И с Зимовеем, значит, сама разберёшься?

— Что ему от меня нужно? — спросила Тиффани.

— Я же тебе говорила. Возможно, он хочет поближе посмотреть на девицу, у которой хватило наглости плясать с ним, — ответила ведьма.

— Но это была не я! Меня ноги сами понесли танцевать! Я не хотела!

Госпожа Вероломна повернулась к девочке в своём кресле. «Интересно, чьими глазами она сейчас на меня смотрит? — подумала Тиффани Задним Умом. — Глазами Фиглей? Воронов? Мышей? Всех вместе? А может, и жучиными глазами с их множеством граней? Сколько их всего, этих глаз? Сколько Тиффани она сейчас видит?»

— А, ну тогда всё хорошо, — проговорила ведьма. — Раз ты не хотела… Ведьма всегда в ответе! Ты что, так ничему и не научилась, деточка?

Деточка. Для почти тринадцатилетнего человека нет оскорбления хуже. Тиффани почувствовала, что её опять бросило в краску. Жар стыда ударил ей в голову.

Вот почему она твёрдым шагом пересекла комнату, распахнула переднюю дверь и вышла наружу.

Пушистый снег мягко ложился на землю. Тиффани запрокинула голову и посмотрела в низкое серое небо. Снежные хлопья порхали, как пёрышки. Когда на Меловых холмах шёл такой снег, люди говорили: «Матушка Болен своих овечек стрижёт».