Терри Пратчетт - Господин Зима

«Меньшего я от тебя и не ожидала».

Эти слова согревали Тиффани всю дорогу до домика госпожи Вероломны. Сердце её пылало от гордости, но масла в этот костёр подливал гнев.

Матушка всё знала! А может, она так и спланировала? Потому что вон оно как славно выходит. И все ведьмы будут знать. Ученица госпожи Увёртки чуть не завалила всё дело, но Тиффани Болен договорилась с другими девочками, чтобы они сообща помогли ей, и никому ни слова не сказала. Разумеется, в ведьмовском сообществе не сказать никому ни слова означает раструбить на весь мир. Ведьмы очень хорошо умеют расслышать то, что не сказано. Итак, Аннаграмма сохранила за собой дом, госпожа Увёртка посрамлена и матушка на высоте. Вся эта беготня и работа на износ, оказывается, были нужны, чтобы матушка могла чувствовать себя на высоте. Ну и ради борова старухи Повали, конечно, и ради людей в этом уделе. Всё так сложно… Когда ведьма видит, что может чем-то помочь, она помогает. Совать нос не в своё дело — это основа ведьмовского ремесла. Тиффани это знала. И матушка Ветровоск знала, что она знает. Вот Тиффани и носилась туда-сюда, как маленькая заводная мышка…

Ну, она это попомнит!

Поляна в лесу была вся в схватившихся льдом сугробах, но Тиффани радостно заметила, что к дому протоптана тропинка.

Но обнаружилось и кое-что неожиданное. Возле могилы госпожи Вероломны стояли люди, и снег с неё частично счистили.

О нет, испугалась Тиффани, делая круг над поляной. Неужели Аннаграмма всё-таки решила отыскать черепа? Только не это!

Оказалось, в некотором роде даже хуже.

Она узнала многих из тех, кто стоял у могилы. Это были жители окрестных деревень, они косились на Тиффани с той лёгкой опаской, которая выдавала тихий ужас перед маленькой, но, возможно, рассерженной остроконечной шляпой. И было что-то подозрительное в том, как старательно невинно поглядывали они на холмик над могилой. Тиффани тоже посмотрела на него. Холмик был покрыт клочками бумаги, пришпиленными к земле палочками и щепками. Бумажки трепыхались на ветру.

Тиффани схватила несколько штук и прочитала:

И так далее. Тиффани уже открыла рот, чтобы отчитать сельчан за то, что они смеют даже теперь беспокоить госпожу Вероломну… но вспомнила о пачках табака «Весёлый капитан», которые пастухи и по сей день приносили и оставляли на траве в том месте, где когда-то стояла пастушья кибитка. Они не писали на подарках свои просьбы, но прочитать их было нетрудно, воздух так и полнился ими: «Матушка Болен, ты пасёшь небесных овец, пожалуйста, присмотри и за моим стадом… Матушка Болен, исцели моего сына… Матушка Болен, разыщи моих ягнят…»

Это были молитвы маленьких людей, не решавшихся беспокоить богов, ведь те слишком далеко и высоко. Они доверяли тем, кого знали. И в этом не было ничего правильного или неправильного. Была только… надежда.

Что ж, госпожа Вероломна, подумала Тиффани, теперь вы точно стали героиней мифов. Возможно, вас даже повысят до богини. Но приятного в этой работе мало, могу сказать по опыту.

— И как, Бекки нашлась? — спросила Тиффани, повернувшись к людям.

Какой-то человек, избегая встречаться с ней взглядом, ответил:

— Думаю, госпожа Вероломна понимает, почему девушка не хочет пока что возвращаться домой.

A-а, подумала Тиффани. Один из тех самых случаев.

— А про Джо что слышно?

— О, тут помогло, — сказала почтенная матрона из толпы. — Его матери вчера пришло письмо, он пишет, что их корабль разбился и утонул, но он выжил. А это, знаете ли, подтверждает.

Тиффани не стала спрашивать, что оно подтверждает. Подтверждает — и ладно.

— Что ж, это хорошо, — кивнула она.

— Но многие его товарищи с того корабля погибли, — продолжала матрона. — Они налетели в тумане на айсберг — огромную ледяную гору в виде женщины. Что вы на это скажете?

— Ну, когда моряки долго на берег не ступают, им что угодно женщиной покажется, а? — хохотнул мужичок из толпы.

Женщины обратили на него Взгляды.

— А он, случайно, не сказал, кто… на кого она была похожа? — спросила Тиффани, изо всех сил притворяясь, будто просто любопытствует.

— Это смотря куда они глазели… — начал было тот же весельчак, но женщина перебила его:

— Пойди домой и вымой свои мозги с мылом! — И сильно ткнула его в грудь.

— Э-э, ничего такого он не писал, госпожа, — потупился весельчак. — Писал только, что у неё вся голова была покрыта чаячьим… гуано, госпожа.

Тиффани постаралась ничем не показать, какой камень свалился у неё с души. Она посмотрела на сотни трепещущих на ветру записок, потом снова подняла глаза на женщину — та что-то прятала за спиной, не иначе как очередную просьбу.

— Вы верите в это, госпожа Возчик? — спросила Тиффани.

Женщина внезапно засмущалась:

— Ой, нет, госпожа, конечно, нет… Но… просто, ну, понимаете…

Вам так легче, подумала Тиффани. Ведь прийти и положить записку можно даже тогда, когда ничего другого не остаётся. И кто знает, может, это и впрямь помогает. Да, я понимаю. Это…

Её ладонь чесалась. И только тут Тиффани поняла, что ощущает этот зуд уже некоторое время.

— Ах так! — пробормотала она себе под нос. — Да как ты смеешь!

— С тобой всё хорошо, госпожа? — спросил весельчак.

Тиффани не обратила на него внимания.

К ней скакал всадник, и плащ из снега полоскался у него за спиной, беззвучный, как мысль, густой, как туман.

Не отводя от него напряжённого взгляда, Тиффани нащупала в кармане маленький рог изобилия. Ха!

Она зашагала навстречу всаднику.

Когда белоснежная лошадь поравнялась с домиком госпожи Вероломны, Зимовей спешился.

Тиффани остановилась шагах в двадцати от него. В ушах громко отдавался стук сердца.

— Госпожа моя, — произнёс Зимовей и поклонился.

Он выглядел… лучше. И старше.

— Предупреждаю! У меня рог изобилия, и я не побоюсь его использовать! — крикнула Тиффани.

Но её терзала неуверенность. Он выглядел почти по-человечески, если не считать странной застывшей улыбки.

— Как ты нашёл меня? — спросила она.

— Ради встречи с тобой я учился, — сказал Зимовей. — Я научился искать. Я теперь человек.

«Да ну? — не поверил Дальний Умысел. — А ты обрати внимание на его рот. Он внутри белый. Это тебе не добрый молодец. Он просто воображает себя молодцем».

«Одной большой тыквы хватит, — зудел Задний Ум. — Тыквы в это время года ой какие крепкие. Ну же, пристрели его!»