Александр Темной - Джина

Пол соседской квартиры услужливо расступился, когда Светлов дол-жен был рухнуть на него, и Андрей увидел свою кровать — готовую к употреблению, манящую пахнущей крахмалом простынёй, белоснежным пододеяльником, взбитой подушкой.

Но ведь этого не должно было быть! Андрей не убирал леопардовое покрывало. Он был настолько пьяным, что даже не удосужился раздеться. И он это помнил. И, пока эта мысль, как булавкой, кольнула мозг, его тело рухнуло на кровать, которая с мягкостью и материнской заботой приняла его, обволакивая приятным теплом, слегка спружинив.

Да, в полёте Андрей где-то в глубине души понял истинное значение русского выражения: «Ни продохнуть, ни пёрнуть». Но, как только он оказался в своей постели, давление на грудь и долбёжка в голове исчезли. Осталось только такое ощущение, будто он только что прокатился на самых крутых американских горках. От этого захватывающего дух ощущения он и проснулся, распахнув глаза.

Судя потому, что луч солнца уже пересёк лежащий на полу ковёр и добрался до двери, было уже далеко за полдень. Словно маленькие комарики, в желтом свете кружились пылинки. Андрею вспомнилось раннее детство, когда он смотрел на играющие в лучах солнца пылинки и представлял, что это — малюсенькие феи. Он гонял их по комнате, разговаривал с ними, загадывал желания.

Светлов чувствовал себя, в общем-то, неплохо. Только необъяснимое чувство вины почему-то грызло душу. Подтачивало её, как яблочный червь.

Обычно подобное чувство вины у Андрея возникало только с бодуна. Но сегодня он чувствовал себя, как огурчик. Значит, он не пил накануне. Или пил?

И тут он вспомнил всё!

Вспомнил, как прикладывался к бутылке, пока ждал гостей, как опья-нел после шампанского, как поссорился с Настей, и та попала в аварию. Вспомнил и кота, и мёртвую бабку. В памяти даже всплыло её имя — Одджит. Вспомнил он эффектное появление Джины, своё падение с восьмого этажа, которое, бесспорно, было сном. Сном, который был очень долгим и реалистичным, который можно увидеть только спьяну. Да, он накушался до беспамятства и в какой-то момент отключился. Всё остальное — сон. Сон!

Только почему-то события, которые Андрею казались явью, почему-то вспоминались с трудом, всё виделось, как сквозь пелену тумана. Зато каждая, даже мелкая, деталь сна запомнилась и намертво въелась в память.

Он отчетливо запомнил, как переливаются камушки на платье Джины, как блестят на её руках браслеты. Привкус табака из кальяна всё ещё чувствовался во рту. Этим же душистым табачком пахло тело.

Тело…

Светлов оглядел своё тело. Он был раздетым, если не считать трусов. Хотя точно помнил, что самостоятельно раздеться в силу понятных причин не мог. Значит, кто-то всё-таки его раздел. Этим «кем-то» не может быть сосед Рома, он никогда этого делать не стал бы. Этим «кем-то» не могут быть родители, так как они не планировали прилетать на Новый год в Челябинск. Более того, они хотели встретить 2016-й год в Финляндии. Значит, это могла быть только Анастасия! Да! Значит, они не ссорились, она не попадала в аварию, а осталась с ним. Здорово!

Оставалось только загладить чувство вины. Для этого Светлов планировал купить цветы в цветочном магазине, бутылку дорогого вина и конфет (может даже торт) в супермаркете, пролепетать с виноватым видом что-то вроде: «Ты у меня единственная, я люблю тебя, прости меня за вчерашнее», и прощение ему гарантировано. После чего у них будет жаркий перепихон, после которого Настька забудет про все обиды. Во всяком случае, так всегда было. И Светлов надеялся, что именно так всегда и будет. Поэтому он соскочил с постели, сладко потянулся так, что скрипнули позвонки и выскочил из спальни. Негромкий перестук посуды, слышимый из кухни, говорил ему о том, что его умозаключения верны: кто там может греметь посудой? Только Настя!

Разбуженный утренней эрекцией член торчал, как флюгер, указывающий, откуда ветер дует.

Сердце радостно билось в груди, когда Светлов в одних трусах ворвался в кухню и замер, едва переступив порожек.

Не по-зимнему яркое солнце ударило в глаза и ослепило его на одно мгновение, но прежде, чем он зажмурился, успел заметить стройный жен-ский силуэт посредине кухни. Определённо, это была девушка. И платье на ней было точно такое же, как на Насте. Это было то самое платье, которое он, Светлов, залил шампанским, за что придётся извиняться дополнительно.

— Настя, — радостно выдохнул Андрей, делая шаг в сторону, в тень, прочь от слепящего солнечного света. Тут же открыл глаза, и… ноги его подогнулись. Он упал бы на пол, если бы под его задом не оказался непонятно откуда взявшийся табурет. Нижняя челюсть Светлова отвисла, а глаза округлились. Так он сидел с открытым ртом, не в силах произнести ни слова, так как в его квартире, в кухне была не Настя, а… Джина. Да-да, та самая Джина. Девушка из сна, которую Андрей минуту назад считал плодом своего пьяного воображения. Отголосок прошлого, который должен был исчезнуть при переходе из состояния сна к бодрствованию. Но почему-то она не исчезла. Она находилась в кухне, зависнув в воздухе между полом и потолком. Джина снова была невесомой и призрачной. Солнечные лучи, проходя сквозь неё, делали её золотистой, а платье, которое было, действительно, такого же фасона, как у Насти, блестело тысячами бриллиантов. Именно этот блеск и ослепил Светлова. Но всё это было соткано из дымки. Всё это нельзя было потрогать.

Джина, как дирижер, махала руками. В это время в кухне творились чудеса: нож нарезал на разделочной доске какие-то диковинные фрукты и овощи. Их кусочки тут же с доски высыпались в большую кастрюлю. И нож, и разделочная доска висели в воздухе.

Лежащий на кухонном столе пирог, похожий на очень толстую пиццу, по воздуху залетел в микроволновую печь. Дверца печи захлопнулась, сам по себе включился таймер. Микроволновка зашумела.

Приоткрыв дверцу, холодильник выплюнул очередную партию готовых для нарезки доселе невиданных Андреем овощей и фруктов, которые заняли на столе место пирога, под разделочной доской, по которой, как заведенный стучал нож.

Взгляд Светлова переместился на ноги Джины. На ногах этой души без тела, этого отголоска давно канувших в лету времён, были красные, но тоже призрачные туфли на шпильках, глядя на которые Андрей подумал: «А зачем ей нужна обувь?»

Тут же снова вспомнился сон. Особенно — тот момент, где они целовались. Призрачная не призрачная, но она всё-таки девушка. Нужно было одеться, чтобы выглядеть подобающим образом.

Светлов бросил взгляд на свои трусы, и краска стыда залила его лицо, так как его «хозяйство» предательски вывалилось из «семейников» и свисало с края табурета.