Александр Темной - Джина

Разумеется, от начала и до конца это был план Панова. Нет, ранее он никого не отправлял к праотцам, а подобное убийство он видел в одном американском фильме, название которого со временем из головы вылетело, а вот само убийство — нет. Как и в том фильме, убийцы были мертвы, а заказчик убийства так и не понёс наказание. Гениально! Сценаристам — респект!

На похоронах Кожи Станислав Игоревич произнёс такую пламенную речь, что чуть не расплакался. В тот момент он даже поверил, что они с Кожуховым были настоящими друзьями, и такого надёжного партнера по бизнесу, как Илья, у него уже не будет. Хотя где-то в глубине своей черной, черствой душонки он хлопал в ладоши, рукоплеща собственной сообразительности и актёрскому мастерству. Чтобы выйти из образа скорбящего друга, ему потребовалась всего одна бутылка хорошей водки.

А на следующий день после похорон «друга» Панов сел на поезд и уехал из Кирова в Челябинск, где планировал залечь на дно, пока всё не уляжется. Там и остался, о чём никогда не жалел, пока к нему не явился этот призрак из прошлого, такой же реальный, как клавиша выключателя под подушечкой пальца.

— Присаживайся! — Кожа широким жестом указал на табурет, стоящий у стола.

— Д-да, — с трясущимися поджилками Станислав Игоревич дошёл до стола и тяжело опустился напротив Ильи. Как бы страшно ему ни было, как бы он ни старался, всё равно не мог отвести глаз от спокойного лица Кожи, высеченного словно из камня. В своё время Панов пытался забыть, выкинуть это лицо с властными чертами из головы, и никак не ожидал его увидеть, да не где-нибудь, а в собственной кухне. В памяти тут же всплыли кадры из фильмов про мертвецов, и сердце сковало ледяным ужасом. Наверное, сейчас Илья задушит его и начнет поедать не успевший остыть труп. От этой мысли во рту Панова стало сухо, а на всём теле выступил холодный липкий пот, от которого рубашка прилипла к спине, и стало так холодно, словно кто-то, может даже Кожа, открыл настежь все окна в квартире. От этого Станислава Игоревича стало трясти ещё сильнее.

— Да успокойся ты! — Илья достал из внутреннего кармана своей неиз-менной кожаной куртки пистолет и положил его на крышку стола. — Не умер я! Я живой…

«Значит, просто убьет! — пронеслось в голове Панова. — Жрать меня не будет, просто убьёт! Господи, лишь бы не мучил меня перед смертью! Лишь бы не мучил».

— Но… Как? — с трудом выдавил из себя Станислав Игоревич. Его вопрос прозвучал, как карканье вороны.

— Я перекупил твой заказ и инсценировал собственную смерть. Потом семнадцать лет жил за границей…

— Прости! Прости! — Из глаз Панова полились крупные слёзы. Не от раскаяния, нет. От страха. Впервые в жизни он понял, что облажался. А ведь он должен был понять это много лет назад, ещё в конце проклятых девяностых, когда стоял у свежей могилы и смотрел… На крышку гроба! Да, именно на крышку гроба, так как голову Ильи наркоманы превратили в кровавую кашу, и немногочисленные родственники покойного настаивали на том, чтобы его хоронили в закрытом гробу, А что было в гробу — история умалчивает. Там мог быть и строительный мусор, и неопознанный труп бомжа. Там мог лежать и один из должничков Илюхи, не отдавший долг вовремя. Только Панов этого не видел. Он вообще ничего этого не видел, хотя бы потому, что ему ЭТО не показали. Но он-то тогда был уверен, что хоронит своего кредитора. Иначе присутствовал бы не на его похоронах, а на своих собственных. Но получается, что он все эти годы он обманывал сам себя, тешил напрасными надеждами на то, что всё улеглось, устаканилось. А Кожухов все это время был жив и здоров. Быть может, он следил за ним и выжидал удобного момента, чтобы расквитаться. И сейчас он это сделает! И миновать этого нельзя, можно только немного отсрочить. — Честное слово, бес попутал. Я…

Станислав Игоревич опустился на пол, встав на колени в позу кающегося грешника, и затряс перед лицом ладонями, сложенными «лодочкой».

— Заткнись! — холодно оборвал его Кожа. В тот момент его глаза сверкнули. Позже Станислав Игоревич уверял себя, что это было лишь отражение очередного дворового салюта, тогда от страха он чуть не навалил в штаны. — Заткнись и слушай…

— Да, да — всхлипывая, Панов кивал головой, не переставая трястись.

— Дошли до меня слухи, что ты, гнида позорная, уволил моего кореша — Андрюху Светлова…

— Пока не уволил, но…

— Не лепи мне горбатого! — Илья подался вперёд. Его глаза снова гневно сверкнули. — Он мне переслал твоё сообщение… Ты, сука, понимаешь, что ты в очередной раз накосячил, а? Ты оскорбил моего лучшего друга, ты просто показал, что этот хороший человек, благодаря которому ты неплохо обогатился, для тебя никто. Ты просто втоптал его в грязь, смешал с дерьмом. А ведь он тебе верил. Он уважал тебя и пахал, себя не жалея. И ради тебя и твоей фирмочки он жертвовал всем, чем только можно! А ты так по-скотски с ним обошёлся!.. В Новый год ему такой «подарочек» подкинул!

— Д-да, — Панов ещё сильнее затрясся, вжав голову в плечи. — Нехорошо получилось…

— Что же мне с тобой делать? — Кожа взял со стола пистолет, навёл на Станислава Игоревича и снял с предохранителя.

— Не убивай! Прошу, не убивай! — взмолился тот, глядя в чёрную пропасть дула, из которой в любой момент вылетит птичка, которая сделает в его черепе на одну дырку больше, если он не успокоит хозяина этой «птахи» со свинцовым сердечником. — Я всё исправлю, всё сделаю…

— Допустим, исправить ты уже ничего не сможешь, а вот кое-что сде-лать ты обязан…

— Я всё-всё-всё сделаю! — скороговоркой выпалил Панов. — Всё-всё-всё!

— Тогда слушай меня сюда… — Кожа угрожающе сдвинул брови, что не предвещало ничего хорошего. — Завтра утром ты созвонишься со своей кадровичкой. Пусть притащит свою толстую задницу к тебе в офис, и вы задним числом, концом декабря, оформите увольнение Андрея. Чтобы всё было, как положено понятно?

— Д-да!

— Не перебивай меня, тварь ползучая!.. Потом ты возьмёшь из своего тайничка под полом три ляма. Два я возьму себе, один отдам ему. Надеюсь, ты понимаешь, что это — компенсация морального вреда и мне, и моему корешу?

Вместо ответа Станислав Игоревич кивнул. В тот момент из его носа вытекла сопля и плюхнулась на пол. Заметив это, Кожа не смог сдержать своей неизменной улыбки — наглой и мерзкой.

— В какой валюте, — дёрнув кадыком, упавшим голосом спросил.

— В деревянной, — Илья сплюнул на пол, чуть не попав плевком Панову в плечо. Но, даже если бы он попал Станиславу Игоревичу в лицо, тому всё равно ничего не оставалось делать, кроме как сделать вид, что ничего этого не заметил. Ведь это не самый удачный момент для того, чтобы учить Кожухова хорошим манерам. Вот и оставалось терпеть, стоя на коленях, как бы обидно и унизительно это ни было.