Доминик Пасценди - Альвийский лес [СИ]

Начать с того, что он обжёгся. Лаоллэ были горячие, хорошо ещё, что воин не потащил свой сразу в рот — опалил бы до волдырей. Он огляделся — многокожие ели, кто руками, кто накалывая ножом. Один из них тоже, видно, схватил слишком горячий клубень; он начал перекидывать его из рук в руки, потом зачем-то потряс, подул на него — и откусил большой кусок.

Уаиллар поступил так же. И тут его настигло изумление: знакомый жёсткий и невкусный плод вдруг оказался мягким и сладким! То, что обычно приходилось с трудом отгрызать, а потом терпеливо пережёвывать, терпя вяжущий вкус ради насыщения, превратилось в рассыпчатую мякоть, которая сама таяла во рту, а её тепло усиливало вкус.

Незаметно для себя воин съел чуть не половину блюда, запивая, подливая и снова запивая.

Через некоторое время Уаиллар почувствовал, что с ним происходит что-то необычное. Он ощущал беспричинную радость, ему отчего-то захотелось декламировать стихи; ему казалось, что все будут этому рады.

И он поднялся, произнёс положенные слова вступления, чтобы привлечь всеобщее внимание, и начал декламировать одно из стихотворений, сочинённых как-то после очень удачного похода чести, когда он со своим маленьким отрядом вырезал полностью большую деревню круглоухих, а пятерых самых сильных воинов принёс для пыточного столба.

Начал декламировать, даже не дождавшись, чтобы все затихли и сосредоточились, внимая и оценивая сложность ритма, тонкость рифмы и эстетическую завершённость каждой строфы.

И только закончив, понял, что многокожие — смеются! Над ним смеются!

Он потянулся за ножами, желая убить стольких из них, до скольких дотянется, но почему-то запутался в собственных ногах, упал, задёргался подниматься — но тут его мучительно замутило, он скрутился, выблёвывая, кажется, вместе с содержимым желудка и внутренности, и в ужасе понял: уарро! Он ел пищу круглоухих, порченную огнём! Он нарушил Слово запрета!

Всё поплыло перед его глазами, и он провалился в какую-то раскачивающуюся и крутящуюся бездну — с одною лишь мыслью: как жаль, что пришлось умереть так стыдно и позорно, не в бою…

Дорант стоял у конторки, на которой лежал лист бумаги, и доламывал вот уже четвертое перо. Он всё не мог придумать правильные слова для письма Мигло Аррасу — чиновнику Светлейшего, который и отправил его на поиски примеса Йорре. С тех пор прошло почти два месяца — но между тем днём и этим будто пропасть пролегла.

Собственно, Дорант хорошо знал, что хочет сказать в этом письме: задание выполнено, примес найден, он жив, хотя не совсем здоров, нужна помощь, чтобы доставить его в столицу. Так оно всё, в сущности, и обстояло. Только всё было куда сложнее, чем могло показаться из этой простой фразы.

Начать с того, что на руках у Доранта был теперь не примес, а законный Император. И у этого Императора не было сейчас ни войска, ни денег, ни чиновников, ни преданных дворян — за исключением самого Доранта, его молодого друга Харрана и еще нескольких десятков человек, да скудной казны Кармонского Гронта, в которой Дорант уже успел хорошо покопаться. Помощь, таким образом, действительно была нужна, только новоиспеченный комес Агуиры очень сомневался, сможет ли её предоставить Аррас в нужном объёме. По делу, требовалось хотя бы две-три компаниды, и не из маленьких. С кавалерией, с пушками. Потому что теперь было недостаточно просто добраться до какого-нибудь порта, как планировал Дорант, и сесть там на корабль до метрополии. Нужно было любой ценой взять Акебар и сменить (а при этом, скорее всего, казнить) вице-короля. Потому что без полной смены власти в Марке нечего было и думать о том, что Йоррин сможет вернуть в свои руки законную власть над Империей.

Честно говоря, Дорант, как ни старался, не видел для Йоррина Седьмого никаких способов вернуть эту власть. Новый Император находился в Заморской Марке, откуда до метрополии — при попутном ветре и течении, и если погода будет благоприятствовать — плыть было недели четыре, а то и шесть. Сколько можно найти кораблей в Акебаре и на побережье? Сколько можно найти войска, чтобы посадить на эти корабли? Сколько войска на них, наконец, влезет? И сколько всё это будет стоить? И где, о всемогущие Пресветлые Четверо, взять эти деньги?

А в метрополии ждали их войска короны, которые уж точно будут накручены домом Аттоу против молодого законного Императора и за сомнительную императрицу. И не просто накручены, а ещё и проплачены. Да и собственных компанид дома Аттоу, которые они держали наготове или могли собрать и вооружить в короткий срок и на собственные средства, хватило бы, чтобы поднять — или усмирить — даже крупный мятеж. Недаром же усобица, тянувшаяся в Империи лет десять, заглохла за пару месяцев, как только Аттоу перешли под руку предыдущего Императора. Там ведь не один этот дом был против Императора, половина маркомесов и несколько домов поменьше — в совокупности с Аттоу — собрали тогда войско едва ли не такой же численности, что и законный правитель.

Но нужно было делать хоть что-то. Потому что самой большой глупостью было бы — просто сидеть и ждать, когда произойдет что-нибудь благоприятное. В жизни так не бывает, чтобы благоприятное происходило само по себе: всегда приходится для этого напряженно работать.

Пока решительно ничего такого не происходило, и Дорант не только не видел ни малейшей возможности вернуть Императору корону, но имел основания сомневаться, удастся ли ему — и его спутникам — попросту выжить.

Когда они приблизились к Кармону на полдня пути, им пришлось принимать решение, как входить в город. Дорант до этого полагал, что лучше всего пробраться в него ночью, скрытно пройти до дома Харрана и спрятать молодого Императора там, пока они не придумают, что делать дальше и не получат хоть какое-то подкрепление. Он сильно рассчитывал на воинов гаррани, за которыми было послано до отъезда в Альвиан, хотя ожидать их следовало дней через пятнадцать, не раньше.

К удивлению Доранта, все остальные — кроме альвов, разумеется, которые в совещании участия не принимали — были против. И первым возразил Калле, который справедливо заметил, что в доме Харрана они недолго сохранят тайну Императора и его инкогнито: слишком много там людей, и не только боевых слуг Харрана, но и обычной прислуги, которую уж точно не заставишь помалкивать. А выгнать всю прислугу из дома в одночасье — значит большими разборчивыми буквами написать над дверями: "Здесь затевают что-то подозрительное".

Харран же просто напомнил, что Красный Зарьял наверняка уже в городе и наверняка уже поделился со всеми своими подвигами при освобождении примеса Йорре от злобных мерзких альвов.