Василий Криптонов - Солнцеворот

Эмарис захлопнул папку.

— Живой тем и отличается от воспоминания, что продолжает удивлять. Он придёт к тебе. Ты нужна ему сильнее, чем он может представить.

И Эмарис отправился в сторону собравшихся на корме солдат, оставив Айри в одиночестве размышлять над его словами.

Левмир выходил из каюты поздно. Он поздно ложился, поздно засыпал, поздно просыпался. Ещё на Востоке он обнаружил, что теперь, когда жизнь его не связана с природой и хозяйством, ему куда больше нравятся тишина и уединение ночи, нежели суета и гомон дня. А может, дар, принятый от Реки, принес перемены.

Дар изменил многое. Теперь Левмир мог управлять собой, и искусство это с каждым днем давалось ему все легче. Он не боялся уснуть за рисунком, не ворочался с боку на бок, ожидая, пока невесомый сон соизволит коснуться его волшебным крылом. Если было нужно, Левмир мог бодрствовать неделю, месяц и, надо думать, гораздо дольше. Усталость лишь скапливалась где-то внутри и ожидала возможности выскочить и нанести подлый, внезапный удар. А когда хотелось забыться, Левмир закрывал глаза и приказывал себе: «Спи!» — после чего мгновенно погружался в глубокий сон без сновидений.

И все же большую часть ночи он предпочитал бодрствовать. Бродил по палубе, прислушиваясь к скрипу мачт, хлопанью парусов. Если напрячь слух, то из кают доносилось дыхание и сонное бормотание команды. Можно было расслышать, как несущий вахту у штурвала капитан ворчит, раскуривая трубку. А можно было сказать себе: «Тишина». И звуки пропадали. В полной тишине серебрила морскую гладь луна. Иногда в рябящей поверхности воды Левмиру чудилось родное и чужое одновременно лицо. Тогда он спешил отвернуться, боясь и стыдясь себя.

Иногда на палубе появлялась Айри. Эта девчонка, привыкшая к ночной жизни в трущобах, тоже не любила рано ложиться. Она, понимая чувства Левмира, не пыталась с ним встретиться. Взлетала одним прыжком на самую высокую мачту, устраивалась там, стоя на рее или сидя в «вороньем гнезде». Тоже о чем-то думала, кого-то вспоминала. Левмир гнал от себя простую мысль, что Айри думает о нем, о своем названном брате.

Ни разу с той ночи, когда Айри показала портреты в Книге Солнца, они не разговаривали, и Левмир даже не знал, куда поселили княжну. Одно было ясно: она оставалась на «Князе князей», тихая и незаметная большую часть времени. Иногда она издали ловила взгляд Левмира, но он отворачивался. Ни с кем не хотелось говорить, и каждый миг, приближающий армаду к Западу, обрушивал на сердце ещё одну груду камней. И единственному, с кем отваживался говорить Левмир, он то и дело задавал один и тот же вопрос:

— Кто я?

Порой вопрос звучал величественно, с вызовом. Порой — обращался вглубь. Но чаще он лишь был последним звеном в цепи суждений. Айри — богиня, исполнившая веление Солнца. Ирабиль — подобна ей. Эмарис — великий правитель. А кто я?.. Кто я?!

Глядя внутрь себя, Левмир отвечал: никто.

Первые дни опускались руки, но постепенно Левмир раздувал внутри себя искру гнева. Того самого гнева, который однажды заставил его дойти до Реки, переломить свою природу и стать вампиром. Оказалось, этого было мало.

Левмир забросил карандаши, мысленно со злостью обозвав все это детскими забавами, и начал искать в себе взрослого, сильного человека, мужчину. Или вампира? Без разницы. Того, кто может встать рядом с принцессой и смело глядеть в глаза каждому встречному. Искал, не находил и мрачнел все больше. Но в этот день что-то внутри прорвалось.

Левмир пропустил завтрак и намеревался пропустить обед. Не занимаясь тяжелой работой, он ограничил себя в пище, полагал это справедливой карой за свою никчемность. Лежал в каюте, глядя в потолок, и все думал, думал. Потом решил пройтись.

Ярко освещённая палуба заставила его поморщиться. Левмир ничего не имел против солнца и даже находил интересным поклонение светилу. Но когда в душе потемки, яркий свет лишь раздражает. Он чужой. А необходимо отыскать собственный свет и с его помощью выбраться из мрачной чащи.

На корме собрались солдаты. Как и заключенных, их каждый день заставляли выполнять упражнения до упаду, потому что командиры знали: вооруженные военные люди на крохотном куске дерева посреди бескрайнего океана от безделья могут натворить бед. Уставший солдат — мирный солдат. Но сейчас привычных выкриков «Раз-два, раз-два!» — не было слышно. Солдаты вели себя тихо и как будто собрались вокруг кого-то. Левмир с интересом приблизился.

— Ну чего там? — подпрыгивал невысокого роста солдатик, оттесненный друзьями на зады. — Хорош картинки глядеть, читай дальше.

Ему ответил из толпы размеренный басок командира:

— А ты не спеши. Терпения наберись, а не то я тебе зубы в глотку вобью — как жрать будешь? То-то же. Извечно вы наперед не задумываетесь, лишь бы языком трёхнуть.

Солдаты расхохотались, а Левмир, у которого сердце сжалось от внезапной догадки, начал протискиваться к центру собрания. Солдаты, оглядываясь на него, с улыбками расступались. Но ещё прежде чем увидеть покрытые рисунками листы, Левмир услышал голос командира. Тем же тоном, которым отчитал низкорослого солдата, он продолжил чтение:

— «Навстречу доблестному воинству Востока — это нам, то есть, нас он так именует, — из крепости вышла огромная армия вампиров. Солнце зашло, и вампиры обрели настоящую силу. Стаями летучих мышей налетели они на бесстрашных…»

— Дай сюда! — Левмир, прорвавшись-таки к сидящему на палубе со скрещёнными ногами командиру, выдернул у него из рук листы со своей сказкой. — Кто вам позволил? Откуда…

Он сообразил, что сейчас разревется, да и вообще говорит, как обиженный ребенок, и осекся, проглотил горькие слова, рвущиеся наружу. Солдаты переглядывались, видно, тоже почувствовав слабину в «молодом вампирчике», как его прозвали за глаза на корабле. Левмир видел нерешительные улыбки. Впоследствии он мысленно благодарил командира, приземистого усача с глазами навыкате.

Командир вскочил, всплеснул руками, потом склонился, прижав правую ладонь к сердцу.

— Не взыщите, господин! — пробасил он. — Мы ж не знали. Мы-то полагали, что с вашего дозволения…

Страх, озабоченность столь явно слышались в его голосе, что и остальные солдаты перестали улыбаться. Левмир понимал, что ему протягивают руку, но в гневе ударил по ней:

— Моими вещами распоряжаюсь только я! Вы не должны были брать их! — кричал он, позабыв, что сотни раз представлял, как его «сказку» прочитают солдаты, позабыв, что для того и рисовал ее. — Кто взял?.. Кто украл это? — Левмир потряс в воздухе кипой листов.

Командир выпрямился, но руку от сердца не убрал, и лицо его всё ещё было серьезным, даже немного напуганным.