Ярослав Васильев - Мир в огне

— Да будет так, — кивнул патриарх. — Послезавтра воскресная проповедь. Вот там я и стану обличать тех, кто забыл, что негоже смешивать заботу о душе, и заботу о мошне.

Столица по праву считалась главным деловым и светским перекрёстком Империи. Слова патриарха разлетелись по стране очень быстро, особенно когда его поддержал митрополит Эллер, во всех остальных случаях — главный противник многих решений кироса Брадана. А через месяц всех встряхнуло новое известие. Тайная канцелярия арестовала руководство Чистых братьев по обвинению в контрабанде и торговле наркотиками. И не каким-нибудь опием: сразу в двух домах, принадлежавших Чистейшим помыслами, нашли тайники с «белой пылью» и «слезами лотоса».

Страна, уже подогретая речами патриарха, взорвалась почти сразу. В столице Братья были сильны, какое-то время им удавалось сглаживать недовольство… Вот только следы замести не получалось. Тайная канцелярия не зря выжидала столько времени, тщательно выискивая каждый, даже самый мелкий грешок. Против неведомого Хозяина сработала его же задумка: чтобы держать исполнителей на коротком поводке, в руководство секты он подбирал людей, моралью не отягощённых. Теперь их всех брали с поличным или при попытке уничтожить улики. Первые несколько дней общественное мнение ещё колебалось. Но во время очередного обыска «был обнаружен» самый настоящий гарем по шахрисабзскому образцу… где всем наложницам не было и двенадцати лет — и плотину «всенародного гнева» прорвало. В своё время привыкшие к сытой и спокойной жизни обитатели столицы легко сломались перед волей «несущих свет истиной веры», теперь же кинулись мстить со всей пылкостью почуявшего безнаказанность труса. Поэтому никого не удивило, что вскоре Великому магистру ордена Сберегающих легла на стол петиция от магистрата Турнейга. А мессир Кетингерн с благословения патриарха объявил о полном запрете Чистых братьев до окончательного прояснения: посланы ли основателям мысли от Бога, или это тёмные демоны нашли способ смутить верующих, заманивая нестойкие души перевранным учением Единого.

Споры о Чистых братьев гремели везде: от лавок до светских салонов. Но Харелт от разговоров старался держаться подальше. Фанатики запросто могли вспомнить, кто стал камешком, вызвавшим лавину — а терять им теперь нечего. Того же самого мнения придерживались и виконт Раттрей вместе с отцом Энгюсом. Мол, раз уж в силу общественного положения наследник лорда Хаттан столицу покинуть не может, лучше побольше времени проводить в загородном поместье. А в остальных случаях отмалчиваться, сразу же давая понять, что рассуждения о вере и Чистых братьях Харелта не интересуют и никогда не интересовали. И тем удивительнее оказалась неожиданная просьба отца Энгюса.

В дом тёти Гэйл Харелт не заглядывал уже несколько месяцев. С тех пор как разругался со своей бывшей невестой — девушка была протеже тётки. Прислугу о ссоре, конечно, уведомили. Поэтому, когда подъехав к воротам Харелт высокомерно бросил:

— Я к мадмуазель Элин. Она дома? Сообщите ей.

Привратник, попытался, было заявить:

— Госпожа сейчас занята и никого не принимает…

Харелт в ответ взорвался гневом:

— Да как ты смеешь, ничтожество! Запомни: меня зовут дан Хаттан, и я сын лорда! С дороги! Можешь не сопровождать, дорогу я знаю. Пшёл!

И потянулся за плетью, будто собирался хлестнуть ослушника. Сопровождавший Харелта Родерик, глядя на спектакль, аккуратно прикрыл рот ладонью, чтобы не выдать себя усмешкой. В доме Хаттанов за подобное хамское обращение привратник вызвал бы пару лакеев, и визитёра вытолкали взашей, не глядя на родовитость. Но у даны Гэйл люди была воспитаны совсем по иному: мужчина втянул голову в плечи и отодвинулся в сторону. После чего шепнул пару слов помощнику, и тот стремглав понёсся к дому.

Так получилось, что младшую кузину Харелт не видел года два или три. Тогда же последний раз и бывал в её комнатах… Кабинет, где их и встретила Элин, конечно, сохранил свои тиснёные золотом благородного тёмно-зелёного цвета обои. Вот только вместо цветов и женских безделушек на каминной полке теперь расположился небольшой алтарь Единого, а голые стены жаловались тёмными пятнами там, где ещё недавно висели картины и гобелены. Из мебели стояли только массивный письменный стол и единственный жёсткий неудобный стул. Изменилась и кузина, превратившись в шестнадцатилетнюю девушку. Полную противоположность старшей сестры. Уна и до замужества была склонна к полноте, волосы каждый раз заплетала в настоящее произведение искусства, и носила только модные платья. Элин выросла худощавой, каштановые волосы собирала в пучок на затылке, а платье… Просторное. Но если старшая две недели назад явилась в особняк Хаттан, преисполненная множества кружев и складок, призванных одновременно подчёркивать фигуру и имитировать беременный животик — как предписывала мода, то наряд Элин напоминал скорее приталенный балахон.

— Что вам надо? Харелт, это невежливо вот так без спросу входить к незамужней девушке.

Встать из-за стола и сделать приветственный книксен девушка даже не подумала. Хотя и была обязана, гость был мужчиной старше по возрасту и общественному положению.

— Не стоит, Элин, — Харелт махнул Родерику встать возле входной двери, а сам шагнул так, чтобы при необходимости перекрыть проход во внутренние покои. — Ты сама знаешь, зачем я пришёл. Мне нужны бумаги. Они здесь, у тебя? — девушка попыталась было сделать вид, что не понимает о чём речь. Но актриса из неё вышла плохая, губы дрогнули, руки на мгновение сильно сжали перо, которым она писала. — Здесь. Если ты давала слово не передавать их в третьи руки, просто скажи, в какой они комнате. Я найду сам…

Элин вдруг вперила взгляд в неожиданных визитёров, и оба мужчины невольно сделали маленький шаг назад — во взоре обжигающе полыхала фанатичная ненависть.

— Вы! Вы! Вы сначала сами погрязли в грехе, а теперь решили уничтожить Слово Единого? Прикрываясь Его же заветами, казнить новых пророков, призванных Им очистить мир от скверны?

Девушка вдруг резко вскочила, выдернула ящик стола, запустила руку в щель и достала оттуда пачку листов.

— Вы никогда их не получите!

— Элин. Эти люди тебе врали. Они преступники, забывшие не только земные, но и небесные законы. Вспомни, что нашли в доме на улице Стекольщиков. Чем эти люди лучше поклонников Тёмных? Если тоже готовы насиловать детей?

— Ложь! Ложь! Их оклеветали! Или ты заодно с этим чудовищем Раттреем? Убийцей! Головорубом! Который ради своей власти не задумываясь перешагнёт через любого! Не боишься, братец, — на последнем слове девушка сделала язвительное ударение, — что он и тебя отправит на плаху? Когда решит, что ему это выгодно?