Даниэль Брэйн - Простые смертные [СИ]

Энни выпятила вперед обвисшую грудь с расплывшимися, мягкими розовыми сосками и посмотрела на Снейпа.

— Ты всегда хотел этого, Сев, разве нет?

Снейп был готов поспорить на что угодно, что она ошибается, но он помнил о бритве и выдавил из себя ответную улыбку.

— Вот и хорошо.

В следующий момент он издал неприличный звук, потому что Энни с неожиданной ловкостью вскарабкалась на кровать и уселась прямо ему на пах.

— Сев?

Одеяло было как раз где-то там же, где и тяжелый зад Энни, может быть, чуть повыше. Снейпу это не нравилось, Энни тоже, и она заелозила, подскакивая и вытягивая одеяло.

Снейп был голый — к этому состоянию он начал уже привыкать, как дикарь. И он отдавал себе отчет, что обычно происходит между голым мужчиной и голой женщиной, и признавал, что полностью голыми для этого процесса быть необязательно. Он даже помнил, как он должен быть к процессу готов, но совершенно безразлично отнесся к тому, что готовности не было. Хотя все то же вредное подсознание тут же напомнило: его реакция неправильная, какая бы образина ни трясла перед носом мужчины сиськами, а уж тем более — ни терла бы о вялый член промежностью, отсутствие природой предназначенного прилива крови к нужному органу для любого мужчины — повод для паники. А он накачан какой-то непонятной гадостью, его пытается соблазнить неприятная, неухоженная, дурно пахнущая женщина с нездоровой психикой, он в стрессе, ему все равно.

Снейп взвешивал все за и против и склонялся к тому, что черт с ним, с приливом крови, и с тем, что он равнодушен к собственному падению. Те, кто истерил по похожему поводу — а внезапно Снейп вспомнил, что повод был нередко причиной даже для самоубийства, — просто сами не ходили по краю.

Снейп ходил. Тем более что пока он предавался размышлениям, Энни потихоньку свирепела. Она уже не поглаживала его грудь и живот, а царапала, и вжималась что есть силы в его пах и терлась, издавая при этом не то стон, не то рык. Снейп тоскливо смотрел на ее усилия. Лицо Энни покраснело, исказилось, рыжие волосы съехали набок, открыв серые, блеклые, ее собственные.

Снейп закрыл глаза. «Пусть делает, что хочет, — безразлично подумал он. — Я устал». Устал он в том числе от воспоминаний, приходивших так вовремя и так некстати. Их было иногда слишком много, Снейп не знал, как их объяснить и что с ними делать. Прежняя жизнь просыпалась в нем, только не давала главный ответ: кто он и что он тут делает, как ему быть и как спастись, прекратив этот ужас.

Энни встала, на лице ее была написана неудовлетворенность.

— Сев, что это значит? — раздраженно спросила она, поправляя свою рыжую копну. — Ты эмоционален, в тебе бездна страсти. По крайней мере, была. Я знаю, что ты не чурался борделей, и только надеюсь, что это… — Она вдруг всхлипнула. — Сев, это может быть последствием твоего ранения. Яд, все этот яд, ну конечно…

Снейп закрыл глаза. Яд так яд, пусть вешает вину на что угодно. Он и так чувствовал себя как оплеванный.

Энни протяжно застонала, замотала головой, потом аккуратно пристроилась на кровати рядом со Снейпом. Она была горячей, неприятно пахла и прижималась так развратно и откровенно, что он подумал — за кого она себя выдает?

И тут же его пробила догадка. Спасение, иначе он не мог назвать то, что произошло.

«Сначала использовала свои женские чары… знаете, есть такие малолетние шлюхи».

«Что такого было в ней, в этой женщине, почему столько лет она травила вас даже из преисподней?»

Его тело оказалось умнее разума. Его тело, обессиленное то ли ядом — каким, к черту, ядом, — то ли немочью, то ли, что вероятнее, все-таки средствами Энни, его спасло, а она не поняла настоящую причину его слабости.

«Вы — смелый, отчаянно смелый человек. Пронесший через всю свою жизнь любовь к недостойной вас женщине».

Снейп невольно застонал, едва себя не выдав.

Энни сейчас притворяется этой недостойной. Рыжей развратницей, и она ждет, что он исполнит свою мечту, пусть Снейп никогда о подобном не думал ни в отношении этой неизвестной девицы, ни тем более Энни. И если он исполнит, ему конец, уже по-настоящему, пощады не будет. Он помнил, что привело Энни к срыву — именно эта соперница, умершая много лет назад и так и не давшая ему никакого шанса. Снейп не знал ее имени, память молчала, и это могло значить, что он на самом деле никогда ее не знал.

Но был и второй вариант — Энни не была сейчас собой, она была этой рыжей и добивалась Снейпа всерьез. Угадать ее намерения значило отсрочить исполнение приговора.

Делать вид, что немощен и слаб, или все-таки постараться и?.. Снейп не знал, что правильнее.

— Поцелуй меня, Сев…

Снейп вернулся в реальность: голый, измотанный, рядом — голая жаркая женщина, водящая рукой по его члену. И тут же Снейп признался себе — она делала это хорошо, и если закрыть глаза, то можно представить, что это кто-то…

— Ох, Сев…

Энни навалилась на него сверху и впилась в его губы. От неожиданности Снейп сжал челюсть так, что прояви Энни чуть больше ловкости и поторопись, она осталась бы с серьезными травмами языка. Пусть она мучила его несчастную плоть, но целоваться с ней он себя заставить не мог.

Энни поняла это по-своему.

— Тебе мешает корсет. Я сейчас.

Снейп не знал, способна ли возбужденная женщина на здравые мысли и точные действия, и не горел желанием это проверять. Он не знал, что с его шеей, и не был уверен, что без корсета ему будет лучше. Но промолчал. Все, что происходило, его воле не подчинялось.

«Сон, который снится в ясный день. Если я зажмурюсь и открою глаза, я проснусь».

Он и сам себе поверил, но это оказалось не сном. Он ошибся.

— Ну же, Сев. — Голос Энни звучал очень по-деловому. — Я не сделаю тебе больно, поверь.

Пока Энни лишь пугала его, но не причиняла ему вреда. Снейп открыл глаза и увидел, как блеснуло лезвие бритвы.

— Я просто разрежу бинты, — пообещала Энни.

Может быть, у нее действительно наступило просветление. Может быть, она сейчас была настоящей — нормальной, и действительно хотела просто секса. Может быть, она отдавала себе отчет, и руки у нее не дрожали. Снейп зажмурился, он хотел перестать думать — так было проще всего — и перестать дышать. Будто он уже умер.

Лезвие царапало по шее, по корсету, но нервам, и если бы Снейп мог, он бы заорал, облегчая напряжение. Но он не мог — и потому, что опасался худшего, и потому, что кричать было слишком утомительно. Один надрез, другой, третий. Каждый раз, когда Энни отнимала бритву, он ждал, что она размахнется и ударит его в лицо, и ожидание было невыносимо.

Бритва звякнула о металл где-то в стороне, Энни завела руки Снейпу за шею. Легкое, почти не заметное движение причинило внезапно резкую боль, Снейп дернулся и почувствовал свободу. Потом он открыл глаза.