Урсула Ле Гуин - Хейнский цикл

И так далее.

Судя по записи, Ай противостоял насмешкам и оскорблениям с терпением. Оболе тоже сказал, что он держался хорошо.

Я слонялся вокруг зала, ожидая, когда они выйдут после сессии Тридцати Трех. У Ая был задумчивый и угрюмый вид. И не зря.

Моя беспомощность невыносима. Я пустил эту машину в уод и теперь не могу контролировать ее. Я брожу по улицам, с|слонив голову, пытаясь увидеть посланника. Ради этой жизни я отбросил власть, деньги, друзей. Какой же ты дурак, Терем!

Почему ты не мог заставить себя быть как все?

Одене Саоми. Устройство связи, которое Дженли Ай продемонстрировал по просьбе Оболе Тридцати Трем, не изменило их настроения.

Несомненно, оно действует, но королевский математик Ко-рот сказал только:

— Я не понимаю принципов его работы.

И ни один орготский физик или математик не добьется большего, и ничто не будет доказано или опровергнуто.

Я еще не пробовал уговорить Оболе, чтобы он убедил Ая вызнать по радио корабль, разбудить экипаж на борту и попросить его связаться по радио с сотрапезниками в зале Тридцати Трех. На этот раз у Оболе был готовый ответ, почему этого нельзя сделать.

Послушайте, мой дорогой Эстравен, вы теперь знаете, что радио иод контролем Сарфа. Даже я не знаю, кто именно из людей Сарфа управляет связью. Несомненно, что их большинство, потому что они руководят приемом и передачей па всех уровнях, включай техников и рабочих. Они могут заблокировать или исказить любую передачу, даже если мы получим ее. Можете представить себе сцепу в зале? Мы, жертвы великого обмана, слушаем с затаенным дыханием статистические разряды и ничего больше, никакого ответа, никакого послания.

— И у вас нет денег, чтобы нанять или подкупить техников? — спросил я. Бесполезно. Он боялся за свой престиж. Его отношение ко мне изменилось. Если он отменит свое приглашение посланника на вечер, дела плохи

Одархед Саоми. Он отменил приглашение.

Наутро я решил увидеться с посланником в лучшем орготском стиле. Я не пошел к дому Шуегиса, где, должно быть, все кишело ищейками Сарфа, а окликнул его на улице — случайная встреча.

— Мистер Ай, не выслушаете ли вы меня?

Он удивленно оглянулся, узнав меня, забеспокоился, потом спросил:

— Что хорошего в этом, мистер Харт? Вы знаете, что я не могу полагаться на ваши слова после Эрхенранга.

Искренне, но и благородно. Он знал, что я хочу предложить ему совет, а не просить его о чем-нибудь, и заговорил, чтобы спасти мою гордость.

Я сказал.

— Это Мишпори, а не Эрхенранг. Но опасность та же самая. Вы не сможете убедить сотрапезников объявить по радио, а они не могут уговорить вас вызвать корабль. Вы в большой опасности, мистер Ай, и опасность станет меньше, если вы вызовете корабль.

— Дебаты сотрапезников, касающиеся моей миссии, хранятся в тайне. Откуда вы об этом знаете, мистер Харт?

— Дело моей жизни — знать.

— Но это не ваше дело. Это дело сотрапезников Оргорейна.

— Я говорю, вашей жизни угрожает опасность, мистер Ай.

Он ничего не ответил, и я ушел.

Мне следовало поговорить с ним раньше, сейчас слишком поздно. Страх победит его миссию и мою надежду. У орготов не хватит разума увидеть действительно великое и нужное. Они смотрят на человека из другого мира и видят... что? Шпион из Кархида, подобный им самим.

Если он немедленно не вызовет корабль, будет слишком поздно, может быть, уже поздно.

Это моя вина. Я все делал неверно.

12.Меше есть центр времени. Прозрение его наступило тогда, когда он прожил на земле тридцать лет, после этого он прожил на земле еще тридцать лет, так что момент прозрения пришелся на центр его жизни. И все века до прозрения длились столько же, сколько будут длиться после прозрения, которое совпадает с центром времени. И в Центре нет ни прошлого времени, ни будущего. В нем все прошедшее и все будущее, все, чего не было, и все, что было.

Ничто не остается невидимым.

Бедняк из Шени пришел к Меше, жалуясь, что у него нет

пищи для ребенка его плоти и нет зерна для посева, потому что дожди сгноили его урожай. И весь народ очага умирает с голоду. Меше сказал:

— Выкопай яму на каменистом поле в Туеррене и найдешь там клад из серебра и драгоценных камней. Я вижу короля, закапывающего клад десять тысяч лет назад, когда соседний король совершил на него нападение.

Бедняк из Шени копал в моренах Туеррена и там, где указал Меше, нашел клад древних драгоценностей и, увидев его, закричал от радости. Но стоявший рядом Меше заплакал и сказал:

— Я вижу человека, убивающего своего товарища по очагу из-за этих камней. Это будет через десять тысяч лет, и кости убитого будут лежать там, где лежит сокровище. О, человек из Шени, я знаю, где и твоя могола. Я вижу тебя в ней.

Жизнь человека находится в центре Времени, в момент прозрения Меше, в его глазах. Мы — зрачки его глаз. Нашй деяния есть его Прозрение, наше Бытие — его знание.

Дерево Хеммена в сердце Эрненского леса длиной и шириной в сто миль было старым и росло долго. У него было сто ветвей, и на каждой ветви по тысяче прутьев, а на каждом прутике по сто листьев. И дерево сказало:

— Все мои листья видны, кроме одного, который скрывается в тени других. И этот лист я храню в тайне. Кто увидит его во тьме моих листьев? Кто сочтет их число?

Меше, проходя по Эрненскому лесу в своих скитаниях, сорвал с дерева этот лист.

Осенью идут дожди, и шли, и будут идти.

Меше видит каждую каплю, которая падала, падает и будет падать.

Отвечая на вопрос лорда Шорта в момент прозрения, Меше увидел все небо, как будто это было одно солнце. Над землей и под землей все было ярко, как солнечная поверхность, и не было тьмы. Он увидел то, что есть, и то, что было, и то, что будет.

Улетающие звезды, которые забирают с собой свой свет, все были в его глазах и весь их свет сиял в один момент (Жанндара).

Тьма была лишь в глазах смертных. [2] Это мистическое выражение одной из теорий, объясняющей гипотезу расширяющейся вселенной, впервые предложенной математической школой Сити свыше четырех тысяч лет назад и принятое всеми позднейшими космогонистами, хотя метеорологические условия на Гетене не способствуют сбору наблюдательных данных по астрономии. Темп разбегания может быть определен по наблюдению звезд на ночном небе. Дело в том, что если бы вселенная не расширялась, ночное небо не было бы темным.

Они думают, что видят ее, хотя на самом деле не видят ничего. Во взоре Меше тьмы нет.

Поэтому те, кто призывает тьму — глупцы и выплюнуты изо рта Меше, потому что они называют Истоком и Концом то, чего не существует.

Нет ни источника, ни конца, потому что все находится в центре времени. Как звезды могут отразиться в круглой дождевой капле, падающей в ночи, так и капля отражает все звезды. Нет ни тьмы, ни смерти, все существует в момент прозрения, и начало и конец всего — одно и то же.