Саша Готти - Влада. Время Теней [litres]

Он протянул руку, шевельнул пальцами, и Лиля задохнулась от неожиданности, увидав, как сыплются из них золотые перстни, серьги, да и просто деньги: купюры толстыми пачками поперек себя шире.

– Тролльское колдовство исчезнет через лунный месяц, – прошептала она, сразу прикинув, что на полу купе валяется целое состояние.

– Тролльское исчезло бы, да. Не тупи, ведьма, ты не с простым троллем в поезде оказалась. Бери, сколько унесешь, а в обмен… то, что ты сможешь сделать ради ее спасения. Реши мою проблему.

Лиля пристально вглядывалась в лицо Морока, снова гадая, уж не издевается ли над ней сидящий напротив враг.

Хотя на издевку это было не очень-то похоже – измученный вид, чуть замедленная речь и нарушенная координация движений. Все говорило о том, что и высшие силы тайного мира могут дойти до отчаяния, до края.

Заметив озадаченное выражение лица ведьмы, Егор невесело усмехнулся:

– Если тебе слабо провернуть такое, я тебя отпущу и не обижу. А если попытаешься помочь, разбогатеешь. Так что, по рукам?

И парень протянул ей загорелую обветренную ладонь.

– Сделка будет выполнена, Морок, я решу вашу проблему.

Лиля с улыбкой коснулась жестких пальцев и тут же отдернула собственные.

– А салфеткой руки вытирать держатели тайного мира не привыкли? – вдруг рассмеялась она. – И кстати, неправда, что курица была такая уж невкусная, потому что вы съели ее вместе с костями!

– Соврал, да, – облизывая пальцы, миролюбиво подтвердил Егор. – А воды не найдется? В горле просто ад…

Лиля заторопилась, судорожно полезла в сумку, выудив пузатую бутыль, запечатанную сургучом.

– Это наше домашнее вино из черной рябины. – Она осмелела и подняла бутыль сочного ягодного оттенка на просвет. – Если, конечно, ВИП-персоне не стыдно пить вино вместе с простой бедной ведьмой. Только жуть-колу в ответ не предлагайте! Жуть-кола ваша хуже раз в сто. И как нечисть вообще эту гадость пьет – я бы ни глотка не смогла…

Не дослушав, парень порывисто выхватил вино из ее рук, сорвав зубами сургучную печать. Тут же припал сухими губами к краю бутыли, делая протяжные глотки. Напившись, Морок вытер губы рукавом рубахи и откинулся назад, с облегчением прикрыв глаза сиреневатыми веками.

– Прекрасно, ведьма, – прошептал Бертилов. – А то ослабел я. Приступай к работе, потому что она – там. – Он кивнул на зеркальную дверь купе, однако избегал туда смотреть. – Завтра мне восемнадцать, и я отпраздную с ней…

Парень умолк на полуслове, и Лиле показалось, что он заснул. Она внимательно вглядывалась в удивительно красивое, но измученное лицо попутчика, по которому пробегали то полосы яркого солнца, то четкие полуденные тени.

Поезд стучал колесами по шпалам, размеренно покачиваясь, золотые монеты и деньги позвякивали на полу, но Лиля не трогала богатство, опасаясь даже случайно его коснуться.

Текли тревожные секунды, минуты, за которые чего только не думалось перепуганной ведьме.

Вся восемнадцатилетняя жизнь Егора Бертилова состояла из «до» и «после».

«До» – было детство, когда череда ярких дней носилась вместе с ним по диким полям разнотравья в Пестроглазово. Вечно босые ноги, разбитые колени и локти, содранные в кровь ладони, сгоревшая на солнце физиономия и зычные окрики матери, которые разносились по всей округе, как вой разъяренного зверя.

Друзья – Гильс, Марик и Дринка. Они всегда были рядом, подбивая Егора на подвиги. А он, в свою очередь, подначивал их. Тролльскими каверзами и фокусами был наполнен каждый день. С Гильсом они постоянно соперничали, как и положено мальчишкам, – кто глубже нырнет в пруд, чтобы вытащить красивый камешек со дна и подарить Дринке, кто повалит друга в шутливой драке, в которой вампир звал на помощь паучью нежить, а тролль с хохотом уворачивался, дурача противника своими ложными фантомами…

И было «после» – когда однажды в конце жаркого августа в старом доме Мурановых вдруг раздался звонок, и на пороге появилась она.

Тринадцатилетняя, испуганная и неловкая, страшно смущенная тем, что явилась без приглашения в чужой дом да еще уехала так далеко. Изящная, не осознающая своей странной красоты, нездешняя во всем – и Егору было не оторвать потрясенного мальчишеского взгляда от тонкого профиля, от чуть дрожащих пухлых губ, от темной волны волос, отсветами похожей на разноцветные огни ночного города.

Наверное, после этой встречи впервые он взглянул на себя в зеркало не для того, чтобы выдрать из нечесаных волос застрявший репейник. Егор внимательно и долго всматривался в свое отражение и размышлял, насколько он, тролль-мальчишка, может быть привлекателен для девчонки. Да не просто какой-то соседской девчонки вроде валькирии или троллихи, а выросшей среди людей, для которой настоящая нечисть – сумасшедшая экзотика, что-то вроде легенды.

Ради ее удивленного взгляда или радостной улыбки он готов был разнести в щепки Темный Универ, а потом собрать его заново, заработать все выговоры разом, пасть под перекрестным огнем воплей в деканате…

Но каждый раз она наносила ему удар в самое сердце, выбирая не его.

Чем сильнее был удар, тем больше он веселился и хохмил перед однокурсниками, дразнил и злил девчонок, задирался перед преподами и деканами, влипая в неприятности. Заработал громкую славу главного хулигана Темного Универа, хотя при одном ее взгляде все его подвиги, как скошенная трава, падали к ее ногам.

А она все равно выбирала не его.

Даже когда к шестнадцати годам повзрослел и вымахал выше многих однокурсников, когда к семнадцати раздались вширь плечи, налилось силой и мышцами стройное тело и в облике появилось то, что заставляло почти всех девчонок стрелять взглядами и кидать заискивающие улыбки, произнося его простое имя с каким-то особым выражением.

И вот теперь – восемнадцать.

К этой дате он пришел уже не просто безбашенным троллем, студентом Темного Универа Егором Бертиловым.

Как это громко звучит: великий Морок, держатель дневного права и завесы неведения для людей, сторона новой Конвенции тайного мира! Многие в тайном мире почему-то уверены, что у него такая же резиденция, как у Верховной ведьмы, или же старинный дворец, как у Темнейшего. И что там, в непостижимо прекрасных чертогах, он сидит и перебирает важные бумаги, решая людские судьбы и вращая пальцами невидимые колеса тайного закона. Чертоги у Бертилова действительно были, только совсем не такие, как представлялось остальным.

Тролль полюбил забираться в чужие дома: попросту бродяжничал, появляясь на пороге какой-нибудь квартиры, и обычные люди с чистой душой принимали его за потерянного когда-то родственника. Уж кому-кому, а хозяину дневного права не составляло труда внушить простым людям все что угодно. Каждый в этой семье вдруг ощущал радость, даже если поводов для счастья было совсем немного. Тролля вкусно кормили, и вечера проходили за веселой беседой. Гость отогревался на уютных кухнях, разглядывая синие огоньки газа на плите и представляя, что это его семья.