Саша Готти - Влада. Время Теней [litres]

– Квиты? – Егор застонал, в бессилии закрыв лицо руками. – Я просил о помощи, а ты сводила счеты. Ненавижу…

– А пойди-ка ты проветрись, милый! – перебив его, рассмеялась Лиля. – Москва большая, а бешеной собаке и семь верст не крюк. Заодно вынеси мусор.

– Провались ты к вурдалакам! Весь ваш шабаш змеиный уничтожу – так и передай своим! В Пестроглазово войну ведьмам пообещал, и на этот раз не отвертитесь, катком вас всех раскатаю…

– Отлично, что напомнил насчет катка, как раз собиралась погладить твою кошмарную рубашку, – парировала Лиля. – Я ведь не сразу понимаю намеки, только начинаю привыкать к семейной жизни, любимый…

– Я ТЕБЕ НЕ ЛЮБИМЫЙ!!! – проревел тролль, и девушке почудилось, что из зеленых глаз полетели искры. – И я не поверю ведьмам больше никогда!!! Подлые твари… Даю три дня всему вашему отродью, чтобы спрятаться, а потом найду, и… тот капкан в парке вам покажется раем! Так и передай…

После этих слов удар кулака разнес в щепки дверной косяк. Тролль быстрым движением сгреб в охапку свою так и не познавшую утюга рубашку, и спустя пару секунд рассвирепевшего парня в квартире уже не было. От распахнутой входной двери потянуло сквозняком, и легкие занавески затрепетали по кухне.

Лиля, в напряжении прождав минуту и поняв, что Егор не вернется, обессиленно опустилась на табуретку. Рука дрогнула, и горячий кофе плеснулся из чашки на стол, заваленный неоплаченными квитанциями за коммуналку.

Хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Смеяться, вспоминая, как танцевали на крыше поезда домовые, как визжала похищенная прямо с ковром и столом тетка из ЗАГСа, как завывали свадебный марш вурдалаки.

И отчаянно хотелось плакать… вспоминая его губы, кольцо объятий, из которых ей было не вырваться… и всю прошлую ночь. Все это сейчас нужно выдрать из памяти, выжечь. На то она и ведьма, чтобы контролировать эмоции и не давать себе растечься лужицей у ног жестокого парня. Нет, ей-то не понадобится отворотное зелье – еще чего. Нынешней ночью без нее, Лили, прошел ведьмовской шабаш, поскольку ведьма в какой-то миг прыгнула в бегущий мимо поезд совершенно другой, неизвестной судьбы.

Девушка мелкими глотками пила остывший уже кофе, мысленно поздравляя себя со сладкой местью врагу.

Разумеется, она сможет все забыть. Забыть, как утопала в летнем снегу Москва, как Морок, ненавистный ей до этого дня, тянул и влек ее к себе, срывая с плеч платье. Да и зачем ей нужен такой сумасбродный малолетка? Ему восемнадцать или вообще семнадцать навсегда, а она старше – уже девятнадцать исполнилось в феврале.

И еще он влюблен в другую – в гибельную хризантему, как называли Владу Огневу в Ведьмовстве. Его любимая – брюнетка, изящная и утонченная, удивительно красивая. Его любимая недосягаема – и оттого стала для двух держателей тайного мира идеей фикс, как прекрасная далекая звезда.

Злые языки скажут, что ей, Лильке, до Влады Огневой – как до альфы Центавра пешком. И будут правы. Такой парень, как Морок, и крохотная наглая ведьма – мезальянс, случайность, бред…

Лиля рассмеялась, словно назло всем, и тут же зажмурилась до внезапно брызнувших слез.

Эта чужая прекрасная любовь… Какая же она искренняя и отчаянная. Ей удалось украсть так немного этого счастья, стащить обманом. Все это: и любовь, и нежность, и огонь, который обрушился на нее, – предназначалось той, другой. Но на то она и ведьма, чтобы забирать чужое и мстить за обиды, а нынешняя месть Мороку – да это просто верх ведьмовского коварства, настоящий шедевр!

Девушка сидела в тишине, глядя, как расплываются цифры в намокших неоплаченных квитанциях, а в кухню залетают с Никитского бульвара остатки вчерашнего снега, – легкий и невесомый, как тополиный пух, он метался по полу, щекотал лодыжки и прятался за холодильник. Наверняка городские новости кричат о странных погодных аномалиях в Москве, и пока никто не догадался, что даже этот снег посреди июля – ее, Лилина, прихоть, которую ради нее одной сотворил хозяин дневного права.

А еще никто не догадается, что поняла маленькая ведьма. Бесценная мысль осенила ее, пока она снизу вверх смотрела на бушующего яростью парня и вслушивалась в его не слишком связные угрозы.

Дождавшись, когда утро перетекло в день, ведьма с усилием заставила себя вырваться из бурного потока мыслей и достала из кармана халата мобильный телефон. Руки заметно тряслись, зато на безымянном пальце победно сверкало золотое обручальное кольцо.

В скайпе висели непрочитанные сообщения, и Лиля пробегала их глазами.

«Кострова, тебя изгнали из Ведьмовства!» – ликовали коллеги и соратники.

«Лиля, ты должна была появиться, – писала ей Вика. – А раз не решилась, то мне не удалось вступиться за тебя. Я говорю это тебе первая, чтобы ты не узнала от других. Надеюсь, что ты не…»

– Зря только разозлила осиное гнездо, – поморщилась Лиля, представив, что пришлось выслушать Вике. Остальные же злорадствовали от всего сердца:

«Скатертью дорожка и успехов за аптечным прилавком!»

«Кострова, колдовскую тетрадь твоей мамаши, так и быть, у тебя куплю. – Это уже от Шкурина. – Коллекцию зелий тоже. А какое было веселье, сколько угощений! Голосовали за твое изгнание единогласно, приятно было видеть лес рук. Скатилась в пыль ваша колдовская семейка, поздравляю!»

– Катитесь все к черту, – прошептала Лиля, открывая общий чат ведьм. – Ешьте теперь мои новости с маслом…

Пальцы печатали четко и быстро, и на экране появлялись строки:

«Я, Лиля Бертилова, дислокация – Москва, моя квартира на Никитском бульваре. Да, вы не ослышались, коллеги! Я теперь не Лиля Кострова, а Лиля Бертилова. Хозяин дневного права, сам великий Морок женился на мне. И поскольку я изгнана из ваших сплоченных рядов, меня совсем не касается, что Ведьмовству дано три дня на бегство, поскольку Морок в ярости. А теперь читайте внимательно. Та, которая скрепила Конвенцию своей жизнью, ушла во Тьму. И, пожалуй, я единственная во всем тайном мире, у кого работают мозги. Я одна только что догадалась, как реально можно спасти Владу Огневу. Sapienti sat [1] Умный поймет ( лат .). . Надеюсь, вам сейчас станет веселее, чем на шабаше, мои бывшие коллеги!!!»

Когда вампир мирно отсыпается в собственной зловоротне, будить его – занятие непростое. Или даже опасное.

На охране вампирского сна всегда стоит нежить, верой и правдой служащая семье. Нежить никогда не допустит, чтобы кто-нибудь из шальных домовых пошуровал по карманам или стащил из зловоротни ценную вещицу. Да и отпугнет вороватого водяного, который захочет поживиться душистым кусочком мыла, стянув его из ванной.