Илья Колупалин - Эхо Погибших Империй

Дородные купцы, немытые бродяги, усталые прачки и торговки, хмельные зеваки, плечистые солдаты с морским коньком на мундирах – все сейчас смотрели на нее и ожидали.

— Слушайте меня, народ Корхеи! — начала Батейра, сама поразившись тому, как сильно и громко зазвучал ее голос. — Я собрала вас здесь, чтобы сообщить о переменах, грядущих в нашей стране! Я знаю, многие из вас их ждали, а многие и не надеялись, что когда-то они произойдут. Но вот час настал!

Толпа возбужденно загудела.

— Все вы знаете народного заступника Яшаня Демцуэля – многие, наверняка бывали на его проповедях. Так вот узнайте, что королевская семья отныне на его стороне!

Люди ахнули.

— Грядут перемены в жизни, грядут религиозные перемены! — Батейра распалялась все больше и больше, ораторский жар захватывал ее. — Отныне корхейские сановники не будут подчиняться лидерам из Акфотта! Мы создадим свою, автохтонную Церковь Корхеи! И я свидетельствую сейчас перед всеми вами, что никто иной как Яшань Демцуэль станет духом и сердцем будущей реформы! Теперь для всех, даже для вельмож и королей становится очевидным, что этот человек облагодетельствован самими Аклонтами и несет их святое слово в наш мир!

Так вступим же с вами вместе в новое будущее! Долой непомерные налоги! Долой продажных сиппурийских сановников! Очень скоро Корхея обновится и возродится!

Толпа уже расшумелась не на шутку. Многие люди кричали что-то одобрительное, многие потрясали руками.

— Да здравствует дом Икмерсидов! Да здравствуют Святые Аклонты!

Люди неистовствовали.

— Да здравствует Яшань Демцуэль! Да здравствует корхейский народ!

Осознав сквозь исступление, что сейчас лучший момент, чтобы закончить речь, принцесса простерла руки навстречу людям, и, постояв так немного, медленно удалилась, едва сдерживая слезы.

Спустившись по лестнице вниз, Батейра вдруг увидела свою служанку Сельмию. На девушке просто не было лица – она была бледна и готова разрыдаться.

— Что случилось? — спросила принцесса, страшно перепугавшись.

Сельмия несколько мгновений беспомощно глотала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, после чего все же с усилием выдавила из себя:

— П-принцесса… в-ваш… ваш отец… к-король Гакмоло…

Для Батейры уже не было нужды, чтобы девушка договаривала. Ее точно сбросили с высочайшей башни в глубочайшую темницу… Грудь сдавила тошнота, голова закружилась.

— К-король Гакмоло покинул нас… Его б-больше нет…

Тешайские равнины. Начало осени 729 года после падения Эйраконтиса

Они проделали уже больше половины пути до Хирсала, и теперь, не боясь преследователей, спокойно разводили огонь.

— И все-таки, Хагайло, — начал Нойрос, не глядя своему собеседнику в глаза, — расскажи, что сподвигло вас на это восстание?

— Знаешь, друг, — ответил лидер тешайцев, подумав немного, — не обижайся, но ты вряд ли поймешь все трудности, которые испытывают простые люди, живя в провинции. Вельможи, заседавшие в нашем городском совете, то и дело поднимали налоги, притесняя бедняков. А грядущая война сделала наше положение еще более удручающим. И тут Кровавый Мангуст поднял Кихташ — и мы с братом решили, что пришло время действовать…

— С братом? — переспросил Нойрос. — А где сейчас твой брат?

Хагайло в молчании потупил взор.

— Он остался в Тешае?

— Да…

— Послушай… Мы с тобой убили Кайрена, и командование над Ревнителями, скорее всего, примет Гапул. Он благоразумный человек и не станет варить пленных в кипятке.

— Неужели даже зачинщиков не тронет? — горько усмехнулся Хагайло.

Этого Нойрос обещать не мог.

— Сейчас наша задача, — проговорил он серьезно, — добраться до Хирсала, взять лошадей и постараться перехватить Алекто до того, как она вернется в Тешай.

— Что? Алекто? — опешил Хагайло. — Так штурмом города командовала глава акфоттских Ревнителей?!

— У Йорака Бракмоса просто не осталось других резервов. Вся его армия сейчас в Виккаре – вот-вот начнет войну против северных держав.

«Рассказать ли ему о том, что моя родная сестра была отправлена подавить восстание в Хирсале? Пожалуй, пока не буду…»

— Ну а ты, Нойрос? Почему ты все-таки решился на такой поступок? Почему освободил нас?

— Мне не оставалось ничего другого, — сказал Нойрос.

Тешаец поглядел на него в недоумении.

«Этот крепкий бугай вполне может быть мне полезен, — расчетливо размышлял Нойрос. — Не исключено, что и голова у него работает так же славно, как и руки. Однако сейчас я не настолько в нем уверен, чтобы посвящать во все мои замыслы… Путь пока думает, что я эдакий мальчишка-олух, у которого благородство в заднице заиграло».

— Моя совесть велела мне это сделать — и я не мог противиться. Моей ошибкой было присоединиться к Ревнителям… Но теперь поздно сожалеть о прошлом. Я презираю эту страну, эту бесчеловечную религию, этих людей, которые все время окружали меня. Теперь лишь одно не дает мне покоя – чувство вины за то, что обагрил руки кровью товарища.

— Ты и вправду жалеешь о том чудовище, которое чуть не порубило тебя на куски?

— Нет, я говорю не о Кайрене, — пояснил Нойрос. — Со мной в дозоре стоял молодой солдат по имени Занн. Он отказался освобождать вас, и мне пришлось его убить. Хладнокровно убить. Это вина будет лежать на моей совести до самой смерти.

В действительности Нойросу было глубоко плевать на жизнь Занна, так как тогда он видел его в первый (и как оказалось, последний) раз. Однако теперь эта история пришлась очень кстати, для того, чтобы вызвать сочувствие у тешайца.

«Я спас их, но все же я по-прежнему чужой для них. Теперь, отвоевав их жизни, нужно постепенно начинать завоевывать их сердца».

— У всякой добродетели своя цена, — глубокомысленно проговорил Хагайло, вглядываясь в пляшущие языки пламени. — Не жалей о том, что уже случилось — этого все равно не исправить. Подумай лучше о том, что можешь совершить в будущем.

— Хаг, скажи, а ты когда-нибудь бывал на гапариях? — спросил вдруг Нойрос.

— Бывал, — ответил тешаец с легкой усмешкой, — и не раз. Да, ты получаешь на них огромное удовольствие, и чувствуешь себя потом возрожденным… Но все это иллюзия — лишь средство на время забыть про боль, — такое же, как выпивка или дурманящие травы. Ты выходишь из храма и вскоре понимаешь, что дома у тебя ненакормленные дети, изможденная от забот жена, а деньги из твоего кошелька утекают в карман вельможам. Религиозники – ловкие пройдохи, и умеют пустить пыль в глаза, но людскому терпению когда-нибудь все же приходит конец. Как раз это и произошло в нашем старом, мирном Тешае.

— А я был на гапарии всего один раз, — напряженно произнес Нойрос. — И это было… по-настоящему жутко.