Бронислава Вонсович - В паутине чужих заклинаний [≈ Список]

— Потому что я в отчете указал, что ваша жена и инор Эггер не являются любовниками, встречаются только в людных местах, а посему заниматься запрещенными практиками не могут, во всяком случае — вместе? — Дитрих слегка прищурился, что почему-то придало ему устрашающий вид.

Инор Кремер проникся и сразу уменьшил напор.

— Я и не утверждал, что они вместе занимаются чем-то этаким. Я сказал, что от Магдалены пахнет травами, которые могут использоваться в нехороших целях, и просил вас проверить, не замешана ли она сама.

— Для того чтобы с уверенностью ответить на этот вопрос, мне нужен доступ в ваш дом, — неожиданно сказал Дитрих. — Следовательно, нужно ваше разрешение, которое не потребовалось бы, будь у меня действующая лицензия.

Инор Кремер покраснел от возмущения и стукнул кулаком по моему столу, возле которого мы так и стояли. Я вздрогнула, стол устоял, хоть и немного покачнулся, а Дитрих невозмутимо спросил:

— Счет за разбитую мебель будете оплачивать отдельно?

— Вы думаете, я не заметил бы, если бы таким занимались в моем собственном доме? — заорал инор Кремер. — Будьте уверены, в моем доме ничего такого нет и быть не может!

Стучать по столу он больше не стал, но выразительно уставился на Дитриха с явным желанием получить извинения. Но мой компаньон не проникся.

— Иногда люди не замечают, что творится у них под носом, инор Кремер. Вы весьма неравнодушны к жене и часто отсутствуете, — невозмутимо заметил он. — Сюда вы пришли, поскольку вас беспокоило, не замешана ли инора Кремер в чем-то противозаконном. Твердо ответить на этот вопрос я смогу только после осмотра вашего дома, поскольку инора Кремер только там проводит достаточно времени для подобных занятий.

— Я подумаю, — буркнул Кремер, тяжело развернулся и, не прощаясь, ушел.

— Похоже, Линда, ты поторопилась, согласившись стать моим компаньоном, — задумчиво сказал ему вслед Дитрих. — Этакие Кремеры не для тебя. А будет их не один и не два. У меня уже были странные клиенты, но они хотя бы не пытались уничтожить мою мебель.

Я вспомнила, как выглядел инор Кремер в тот день, когда напугал меня до потери соображения, хотя и не высказывал определенных угроз, и вздрогнула. Сегодня он был не столь страшен, но и я была не одна…

— У него такие неестественные перепады настроения, — заметила я. — Словно он не всегда в состоянии держать себя в руках. На сумасшедшего он не похож, но есть в нем что-то странное…

— Да, что-то странное есть, — согласился Дитрих.

Я вопросительно на него посмотрела, но он не стал больше об этом говорить, отошел к своему столу, достал какие-то бумаги и начал их изучать с самым мрачным видом. Я не стала ему мешать, прошлась заклинанием, собирающим пыль в этой комнате и в лаборатории, а потом пошла и заварила чай себе и Дитриху. Он коротко меня поблагодарил, даже не оторвавшись от своих важных документов, которые его ничуть не занимали до прихода Кремера. Я обиженно отошла к своему столу и стала изучать припасенные справочники, запивая чаем получаемые знания. Так мы и просидели в полной тишине почти до обеда. Я уже подумывала, не уйти ли мне совсем — делать все равно было нечего. Я поглядывала на Дитриха, но он оставался совершенно нечувствительным к моим ментальным посылам.

— Вы! Это все вы! Это все из-за вас!

Ворвавшаяся Эмми была вне себя. Слова перемешивались у нее с рыданиями, поэтому выходили не только несвязными, но и невнятными. Было понятно лишь, что произошло что-то ужасное.

— Эмми, что с тобой случилось?

— Со мной? Со мной?!

Она зарыдала, и я окончательно перестала понимать, что происходит. Я ни разу не видела Эмми в таком состоянии. Она была эмоциональна, но никогда не выходила из себя настолько. Дитрих подошел со стаканом в руке. Содержимое казалось водой, но легкий запах травяной настойки указывал, что это не так. Эмми всхлипывала, причитала и ни в какую не желала пить успокаивающее и приходить в себя. Пусть не полностью, но хотя бы настолько, чтобы стало понятно, что же ее так расстроило.

— Эмили, если мы будем знать, что случилось, — сказал Дитрих, — то мы сможем помочь.

Почему-то его слова привели ее в ярость.

— Помочь? Помочь? Да вы все сделали, чтобы его арестовали!

— Арестовали кого? — терпеливо спросил Дитрих.

— А то вы не знаете? Штефана! Штефана арестовали. И все из-за вас!

Она ненавидяще смотрела то на меня, то на Дитриха, не в состоянии определиться, кто же ей меньше нравится и больше подходит для роли обвиняемого. Я невольно подумала, что посещение театральных курсов пошло ей на пользу — раньше она столь эффектно ничего не делала.

— Вы знаете причину, по которой его арестовали? — продолжал допытываться Дитрих.

— Из-за смерти Вернер, — ответила она и опять начала плакать. — У него в квартире нашли что-то ей принадлежавшее.

Я невольно посмотрела на Дитриха, он смотрел на меня.

— Этого не может быть, — неуверенно сказала я. — Штефан даже не встречался с наставницей. Как у него могли оказаться ее вещи? И главное — откуда уверенность, что именно она была прежним владельцем?

— Вот именно! — Злость на нас помогла Эмми прийти в себя, и теперь она говорила более внятно, чем когда только появилась в офисе. — Штефан не встречался с этой твоей Вернер, которую убила ее собственная магия.

— Инора Вернер ничем таким не занималась, — резко ответила я.

— Если бы не занималась, в Сыске не приняли бы версию смерти по неосторожности за основную, — проявила осведомленность Эмили. — А это значит, что водились за ней нарушения закона, только Совет Магов прикрывал.

— Откуда тебе это знать?

— Штефан сказал, — огорошила она меня. — Неужели ты забыла, что его департамент как раз занимается нарушениями магов?

Это я прекрасно помнила. Откровением для меня стало другое — то, что подруга втайне от меня встречалась со Штефаном, говорила с ним на темы, напрямую меня касающиеся, и ничего мне не рассказывала. Это меня неприятно поразило. Я всегда считала Эмми близким человеком, у меня не было от нее тайн, и я была уверена, что она ко мне относится так же, но, как оказалось, у нее были от меня секреты. Причем там, где их быть никак не должно.

— И часто вы вели такие беседы со Штефаном? — небрежно спросила я.

— Как получалось, — не смутилась она. — Я желаю вам обоим счастья, поэтому должна быть в курсе про исходящего.

— Почему ты так уверена, что можешь решать, в чем оно, мое счастье?

— Потому что этот, — она презрительно посмотрела на Дитриха, — на тебя влияет. Ты ведешь себя совсем не так, как обычно. Твое поведение изменилось, понимаешь? И это ненормально.

Разговаривать при Дитрихе, приводя аргумент «Я влюбилась», было невозможно, но сейчас, когда разговор зашел на тему, относящуюся к нашему расследованию, сам он никуда не уйдет. Он молчал и внимательно слушал, что говорит Эмми. Поэтому я просто сказала: