Светлана Белл - Крылатый лев [СИ]

— Ну как же — глупости? — с мягкой настойчивостью отозвался Колдун. — А что, молодой Реус не украл дракона у отца своего? Старший Реус в бешенстве рвет на себе волосы! Прочих драконов он запер на восемь замков и намеревается выстроить забор с колючей проволокой, чтобы ни у кого и мысли не возникало подобраться к его огнедышащим.

— Пряник ничего не крал! Кузя — это его дракон, а не эм Реуса. Личный.

— Личный, хотелось бы напомнить, — это заработанный. Или ты считаешь, что у твоего товарища есть деньги, чтобы купить дракона? Нет! Из-за тебя хороший юноша из состоятельной семьи стал вором и предателем, похитил ценного домашнего зверя и покинул родной дом, оставив родителей в слезах и отчаянии. А Анна-Виктория? Толковая девушка, дочь приличных родителей, выбрала мерзкий, преступный путь!

— Чем же он такой мерзкий?!

— Юная красавица должна спать на мягкой перинке и на шелковой простыне, а не на земле под вонючим крылом дракона, — вкрадчиво проговорил он. — Кто же возьмет замуж девицу, которая неизвестно какие дороги топтала, неизвестно под какими звездами дожидалась рассвета? …Но ничего, ничего. Твои товарищи домой не вернутся. На них нападут волки, шакалы или болотища, и они будут растерзаны в клочья. Погибнут мучительной смертью — по твоей вине. По твоей вине. По твоей вине…

Его слова повторялись и повторялись, впивались в уши, проникали в поры, превращались в глину. Казалось, что я и сам сотворен из плохо обожженных глиняных черепков, и они по одному разбиваются в пыль, и я рассыпаюсь с ними.

«А ведь он же прав!» — эта простая мысль нисколько не испугала меня. Действительно, если бы не я, горожане не заперли бы двери, опасаясь призрака. Пряник и Вишня остались бы дома, а не ночевали в сыром лесу, полном опасностей. Если бы меня не было, отец после маминой смерти женился бы заново, и у него подрастали другие, более умные, более крепкие, более красивые дети. А Крылатый Лев не прилетел ко мне не из-за того, что его где-то держит неведомый Повелитель. Может, и вовсе не существует никакого Повелителя! Крылатый Лев понял, наконец, что я недостоин его, гордого, мощного, величавого, вот и не появился в назначенный срок… Я всем приношу горе!

В городе поговаривали, что Колдун любого может превратить в камень. Мой отец презрительно называл это глупыми сплетнями. Но если сейчас Колдун сделает несколько пассов и я стану бесчувственной глыбой, это будет неплохо. Мне не придется больше ни о чем тревожиться. Вишня и Пряник поохают или даже поплачут, а потом заберутся на Кузю и вернутся в город к родителям.

Только отца жалко — он будет очень горевать. Но через год или два женится, ведь он еще не старик, и другой сын успокоит его сердце. А я буду черным камнем, осколком холодной скалы, а вернее всего, щебнем — мертвым, бесстрастным, бездушным…

— Мои слова проникли в тебя, юноша, — самодовольно прошелестел Колдун. — Стало быть, ты согласен, что не стоит жить дальше, чтобы не страдали дорогие тебе люди?

— Я не боюсь смерти, — сказал я и поразился тому, каким хриплым стал голос. — Делайте, что хотите.

— Наконец-то слышу верные речи… — Колдун выпрямился, и накидка за его спиной вскинулась, раздулась, как крылья, точно от ветра. Но никакого ветра не было и в помине — ровно горел костер, ни одна травинка не колыхнулась. С ледяной ясностью я осознал, что сейчас произойдет. Короткий (а может быть, длинный — кто знает?) ритуал, несколько путаных заклинаний, вспышка — и всё. Был Лион, будет галька. Или щербатый валун, какая разница?

А может быть, все случится не так? Ведь если бы это было просто, Колдун давно превратил бы меня в тяжелый булыжник и утопил в ближайшем пруду.

Колдун вознес руки к черному небу, сделал несколько жестов, что-то блеснуло в его руке. Я закрыл глаза. Кто знает, что он там использует для своих таинственных церемоний…

— Лион, ты что, больной? У него же нож! Защищайся! — пронзительный возглас Вишни проткнул пленку, укутавшую мысли и чувства, разрубил прутья невидимой сплетенной вокруг меня корзины. Туман в голове рассеялся, очертания стали четкими, резкими, и я увидел не мага, совершающего черный обряд, а долговязого негодяя, занесшего над моей головой острый клинок. Кривой нож туманно поблескивал в лунном свете. Нехитрый он, однако, выбрал способ, чтобы превратить человека в бездушный предмет!

Все произошло за мгновение. Если бы не Вишня, Колдун прикончил бы меня, как барашка, но мне удалось увернуться и мощно врезать макушкой в его прикрытый черным балахоном живот. Так вот для чего так много складок на его одежде — он прячет оружие!

От нежданного удара Колдун охнул, чуть согнулся, но не выпустил ножа, и молнией бросился — но не на меня, а на Вишню. Она даже не успела вскрикнуть, как оказалась в его цепких беспощадных руках. Тощими и кривыми, будто сухие сучья, пальцами, унизанными черными перстнями, он ткнул ей в зубы платок, выуженный из бесчисленных изломов одежды, и приложил к тонкой шее широкое лезвие.

Я выхватил свой меч, но Колдун прищурился:

— Неверное движение — и девочка превратится в камень.

— Понял я уже все про ваши камни… — сквозь зубы сказал я, а мысли бились в панике: что делать? Что делать?!

— В камень, в камень… — удовлетворенно повторил Колдун. — Что остается от человека, когда он умирает? Только кости, твердые, крепкие, каменные… Нож надежней заклятий.

В жидком лунном свете длинный, как высохший ствол, Колдун казался еще выше. Зловеще поблескивал нож. Раздувался, точно от ветра, балахон, колыхалась, как крылья, накидка. Злодей глыбой нависал над Вишней и спиной загораживал звезды.

— Отпусти ее! — в отчаянии крикнул я. — За мной пришел, меня и хватай!

— По сути, ты прав, молодой человек, — Колдун, ерничая, провел свободной рукой по косичкам Вишни, та беспомощно дернулась. — Девочка мне ни к чему. Но мне нравится смотреть, как ты, сын воина, превращаешься в падаль. Ты ведь в ногах будешь валяться, чтобы я не трогал твою подружку! Мне это подарит нежную радость. А еще… — он резко дернул Вишню за косу, та охнула, — мне доставит несколько приятных минут горе твоего папаши, красавица! Учитель сам виноват, нечего было лезть не в свое дело. Лучше бы правильно воспитывал дочь, чтобы не побрела в леса абы с кем… В городе я скажу, что детей растерзали горелые шакалы, и проведу памятный обряд. …Облако, белочка, что ты вьешься вокруг меня, милое? Ты уже не поможешь своей девочке. Ничем не поможешь. Ты тоже вскоре растаешь, готовься к этому.

В отчаянии я сжимал рукоятку меча и ненавидел себя за то, что поддался простецкому, в сущности, гипнозу. С какой жадной ненавистью я бросился бы сейчас на Колдуна и разнес в клочья! Но ведь он мог в любую секунду полоснуть Вишню…