Сергей Барк - Бывший принц [СИ]

Да, однажды Миша сам навлёк на себя тридцать три несчастья, но я не собирался судить его и за это. Что я в конце концов знал, кроме нескольких сухих выдержек из отчёта о прошлом омеги? Он сегодняшний мне нравился полностью, несмотря на ершистость и непокладистость.

Миша вышел из душа нагишом и принялся разыскивать вещи — больше он, похоже, не собирался здесь задерживаться.

— Миш, — окликнул я, поднимаясь.

Омега не обратил внимания, сосредоточившись на вещах.

— Миша, — я обошёл его сзади и обнял.

— Оставь меня! — злобно рявкнул он. — Отпусти!

Я только сильнее сжал объятья, лишая омегу возможности двигаться.

— Давай поговорим, — я чмокнул его в макушку. — Или не будем, если не хочешь, но не убегай от меня.

Миша, словно птичка пойманная в силки, бился недолго. Я чувствовал, что у него попросту не было сил.

— Всё это бесполезно. Зачем разговоры? — его голос стискивали слёзы. — Всё равно это не может длиться вечно. Давай прекратим сейчас. И так ведь больно, — произнёс он вдруг в сердцах, и я понял, что он плачет.

— Если больно, давай не будем прекращать.

Из горла Миши вырвался задушенный то ли рык, то ли рёв. Короткий, он оборвался внезапно, и Миша снова забился в моих руках.

— Только до тех пор, — говорил он, пытаясь вывернуться из моих объятий, — пока я не надоем, или пока ты не надумаешь обзавестись официальной парой, или не встретишь чёртового лойде! — злость придавала Мише сил.

Он шипел и брыкался, норовя ударить меня побольнее.

— Шанс встретить лойде один на миллион, — отвечал я, когда получалось свести очередную атаку Миши на нет, — и случится это, только если я попробую его кровь. Но твоя кровь меня вполне устраивает, не вижу причин облизывать шеи других.

Накал Мишиных сил чуть спал. Он размышлял над тем, что услышал.

— Не играй со мной, Олег! Я изгой, и ты понятия не имеешь, на что я способен! — зашипел он, и я понял, что Миша не поверил в искренность моих слов.

Я оттащил брыкающегося омегу обратно к кровати и бросил на спутанные простыни.

— Не смей! — рычал он, скалясь. Из-под верхней губы выступили отростки клыков.

Я не слушал. Сорвал с Миши трусы, которые тот успел надеть. И придавил его сверху, целуя. Гадёныш больно укусил губу, а когда я попытался отпрянуть, вцепился словно озверевший пёс! Моя кровь запачкала наши лица.

Сумев перекинуть Мишу на живот, я потратил немного времени, чтобы загнуть того в коленно-локтевую, а затем, плюнув на ладонь и неаккуратно размазав слюну, толкнулся меж ягодиц омеги.

Миша, ожидаемо, не был возбуждён. Разве что пылом нашей битвы. Но я не собирался останавливаться на полпути, зная, что давно принял это решение, пусть и ни разу не набрался смелости признаться в задуманном даже самому себе. Но смысла оттягивать неизбежное не было. Все дороги вели к одной цели: я собирался оставить Мишу себе. Жизнь уже не будет прежней. Смысл отрицать очевидное?

Хотел ли этого омега, я не знал, но в том, что я ему нравился, не было сомнений, что бы он там мне ни рассказывал.

Толкаясь в непокорное тело раз за разом, я добивался Мишиной капитуляции. Настаивал, требовал, покорял, вынуждал. Миша должен был сдаться. Я не оставлял ему выбора по той причине, что, возможно, имей он его, он бы не осмелился поступить так, как хотел на самом деле.

Когда я понял, что внутри всё давно взмокло от смазки, которая теперь блестела на мелькавшем перед глазами члене, а белые ягодицы в остервенении подаются назад, то ускорился, доводя его и себя до точки. Миша выплеснулся, издав глубокий стон, а я прильнул торсом к его спине и врезался зубами.

Я не старался напиться крови, попадая в артерию, я прорезал мышцы, зацепил сухожилие и почувствовал, как оцарапал кость. Омега взвыл от адской боли и застыл, чувствуя меня внутри себя. Мы оба ощущали, как нарастает узел, добавляя агонии удовольствия. Я был снова готов кончить, на этот раз сухо. Понятия не имею, что испытывал Миша, когда его задний проход раздувало от напряжения узла, размером с кулак.

Мы так и не двигались, пока мышцу не освободила кровь, и сперма, запечатанная внутри на долгие десятки минут, не потекла наружу, пачкая нас обоих.

Тогда я прижал Мишу к себе и повалился на бок, чувствуя как под рукой успокаивается всполошившееся сердце.

— Что ты наделал? — беззвучно прошептал Миша, не веря в случившееся, но не пытаясь отстраниться.

Бежать больше не имело смысла — мы были связаны меткой до конца дней.

— То, что хотел, — спокойно ответил я, оглаживая хрупкое тело, которое теперь принадлежало мне целиком и полностью. — Теперь ты веришь моим словам?

— Олег… — с болью в голосе произнёс Миша и замолчал. Его сердце снова часто забилось.

— Мне не нужен ни лойде, ни другой омега.

— Ты даже не знаешь, какое я чудовище!.. — пропищал он — и расплакался.

— Тогда расскажи мне.

— Ты пожалеешь! — с болью предрекал Миша.

— Давай проясним, раз уж мы теперь пара.

И Миша, то ли действительно стараясь уязвить меня за глупость, то ли правда не желая оставлять грязных тёмных закоулков, заставлявших его ворочаться по ночам, стал говорить.

Он рассказал мне всё. Рассказал о крошечном местечке под названием Истрет Виль в котором провёл юность и где родители выбрали ему мужа. Вот только тот увлёкся жалким человечком — бутылкой (!) — позабыв о нём, будто и не было тех лет, что они провели вместе. Не было всех тех ухаживаний и обещаний жить вместе до гробовой доски. Миша решил наказать подлую бутылку, одурманившую его жениха. Он хотел измазать того в грязи, опорочить, унизить, растоптать.

— Парнишка-человечек оказался лойде Ласса, — тихо закончил Миша, раскрывая правду о том, по какой глупости совершил тягчайшее преступление и превратился в изгоя.

Я на минуту представил, что провёл с Мишей не несколько месяцев, но лет, а затем… затем бы он встретил лойде и забыл обо мне в одночасье.

Я не стал рассказывать, на сколько бы мелких кусочков порвал я его пару, а затем, скорее всего, и его самого. Я просто поцеловал его оголённое плечо говоря, что мне плевать на его прошлое.

На мои руки, обвитые вокруг тела, упала горячая влага.

— Даже если для тебя это неважно, — произнёс Миша, когда больше не смог плакать. — Я изгой. Теперь изгой и ты, — голос его звучал обречённо.

Его пальцы впились в мою кожу — Миша сожалел, что навлёк на меня несчастье, пусть это и был мой собственный выбор.

— Ты теперь моя пара, — после паузы произнёс я. — Ты знаешь, о чём должен волноваться омега вампира?

Миша только всхлипнул, промолчав.

— Правильно — о моём удовольствии и продолжении рода.

Впервые мысль о детях не вызывала отторжения и неприятия. Оказывается, всё дело было в том, кто именно должен был наградить тебя потомством.