Aeru Astal - Демон Кодеи. Новая война [СИ]

В здании в разы теплее, чем на улице, так что, осознание того, как же сильно я все же замёрзла, приходит быстро, и я начинаю растирать руки, чтобы те быстрее согрелись. — Все же замёрзла. — констатирует очевидный факт генерал, на что получает мою виноватую улыбку. — Вот дуреха. — ха-ха-ха. Командир садится рядом, берет мои замёрзшие руки в свои горячие ладони и начинает методично их растирать. Странно, но мне приятно. Обычно я никому не позволяю даже такого жеста, может, потому, что я ему доверяю больше, чем остальным? Все же, он мне почти отца заменил.

— Спасибо, командир, — благодарю и осторожно вынимаю свои руки из его лапищ, как раз вовремя, потому как на стол опускается каша с маслом и сахаром, крепкий чай с булочкой и долька лимона. Меню на все случаи жизни, но у нас никто не жалуется, потому как все сытно, да наши повара умеют даже из этой бурды сделать изысканное блюдо! У меня такое получается через раз. — Вы давно не спали. Для вас это плохо. — чуть журю мужчину, на что мне беззлобно фыркают в ответ.

— За собой следи, ребёнок! — ну что за человек? Вечно он так.

— Да ладно вам, командир, не все же вам о нас заботиться, надо иногда и о Вас кому-нибудь подумать, так почему бы не мне? А то вы себя такими темпами совсем угробите, — качает головой, тяжело, показательно вздыхая, не удерживая улыбку за привычной маской спокойствия и серьезности. Он и Сашка — единственные, кто могут разбить мою маску. Один, потому что давно знает, а со вторым просто не получается её держать.

С командиром у нас вообще отношения странные. Вроде и разговариваем нормально, но иногда и послать друг друга можем, словно и нет между нами никакой пресловутой субординации. А порой устраиваем драки, как последние дебоширы, не жалея кулаков. И все же, я всегда его уважала, как человека, как командира. Никогда не ругает зря и оплеухи раздаёт хоть и болезненные, но всегда знаешь, за что. Да и за нас, несмышлёных птенцов, он горой. Ответственный и добрый, хоть и скрывает это. Вроде, у него семья была, но она погибла во время бомбежки: жена, дочь и сын. Потом была любовница… Но там дело несколько муторное. Лично Геннадиевич не распространяется, а у нас нет привычки лезть в душу. У самих с семьей дела обстоят не лучше, так что, в какой-то степени, понимаем его нежелание ни с кем не делиться болью от утраты.

— Поела? — просто так интересуется командир, хотя и так понятно все по пустым тарелкам, но говорить ничего не хочется, так что просто киваю. Мы встаём из-за стола, собираем посуду, чтобы отнести, но мою стопочку: кружки и тарелки со столовыми приборами подхватывает Пётр. — Тебе сейчас только отдыхать, — бурчит, как старый дед, вызывая во мне улыбку, относит на кухню приборы и возвращается, окидывая меня взглядом. Одеваться с больным плечом несколько неудобно, так что я морщу носик. Командир как-то обреченно вздыхает, словно в мыслях костерит тех засранцев из засады, которые вообще решили там засесть.

— Да ладно вам, командир, все не так уж и плохо, — улыбаюсь, замечая укоризненный взгляд начальника, который помогает мне одеться, а после и сам накидывает свою шинель на плечи и стремительно направляется к выходу. Покачав головой, догоняю Петра и начинаю идти следом, приказа топать в лазарет от мужчины не поступает, а там мало ли?

— Садись, — приказывает, стоит нам зайти в генеральскую. Мужчина скидывает верхнюю одежду, я, чуть погодя, тоже снимаю свою, поскольку в помещении в одежде не сидят, неприлично. — Снимай водолазку, — следует второй приказ, который тут же был мной выполнен. Пока снимала мешающуюся вещь, услышала стук аптечки о стол, тихое бухтение командира, который искал бинты и зеленку, а может, и йод. — Сиди тихо. — мгновение, и плечо прострелило болью из-за попадания отвратительного лекарства, которое помогает расклеиться ссохшимся бинтам. Капитан, вы изверг! Но терпение стало почти моим вторым именем, так что я только скривилась, не более. — Как всегда, ни звука. — то ли похвалил, то ли упрекнул, вот и разбирайся после его слов, какой смысл он вложил в них. — Правильно Сашка говорит, ты совсем не женственна.

— Чувствуете свою вину в этом? — спрашиваю просто так и получаю ещё один прилив боли. Вот же! Старик!

— Не чувствую, но все же, тебе стоит хоть иногда прекращать быть просто бойцом, — советует Геннадиевич, хмуро обрабатывая мою рану, сняв перед этим бинты.

— Я и прекращаю. Рядом с вами да Сашкой, — усмехаюсь, глядя в окно, где во всю бушует непогода. — Не люблю осень. — невпопад бормочу, погружаясь в свои собственные мысли.

— Одевайся, девчонка, — бросает мне мужчина, подходя к столу с аптечкой и собирая ее. Быстро накинув водолазку, смотрю на хозяйственного командира, у которого в кабинете всегда порядок, не то что у меня, вечный бедлам: какие-то бумажки, чертежи, карандаши, точилки и прочее. И главное, порядок никогда больше получаса не держится, что первое время неоднократно становилось предметом ссор с Петром Геннадиевичем.

— Командир! — в комнату входит Матвей, стремительно, резко. Бледный, потрёпанный, явно уставший, из раны хлещет кровь, но он не в лазарете. Что-то случилось. Сердце ухает куда-то вниз, от чего я вскакиваю с дивана и смотрю на него в ожидании плохих вестей. Они будут, чую сердцем. — Асталисия… Прости, мы не успели, он принял удар на себя. — что? О чем он? Смотрю на него недоуменно, а парень закусывает губу, отводит виноватый взгляд, а командир хмурит брови, прикрывает глаза. Он делает так… Нет. Нет-нет-нет! Этого не может быть! Это просто шутка! Сашка!

Мгновения хватает, чтобы накинуть шинель и броситься в лазарет, кажется, меня кто-то зовёт, но я не слышу. Надо проверить! Это не может быть правдой! Влетаю в корпус больницы, пробегаю несколько поворотов, кажется, что-то задеваю боком, но это нисколько не мешает моему бегу. Останавливаюсь только в тот момент, когда долетаю до палаты, где толпятся мои ребята. Они все в крови, у кого-то контузия, но они стоят, смотрят в пол и не смеют поднять на меня взгляда, расходятся в стороны. В голове вакуум, что заполняется шумом крови и стуком сердца. На кушетке, укрытый белой простыней, лежит кто-то, и я догадываюсь, кто. Саша, ты тоже оставляешь меня? К кушетке не подхожу, опускаясь на пол прямо там, где и остановилась, тело не слушается, по глазам текут слезы. Кажется, у меня начинается истерика.

Настоящее время…

Утро в поместье неожиданно оживленное. Я уже давно встала разбуженная новой волной ночных кошмаров о прошлом. Тот день мне приснился впервые, хотя многие воспоминания приходят ко мне во сне и мучают несколько дней подряд. Веселые, грустные, страшные. Неважно. Вот и в этот раз разбуженная собственным криком поздней ночью, я несколько десятков минут просто лежала, уставившись в потолок, вновь и вновь прокручивая тот день в памяти. А потом встала спокойно пошла в душ, где пробыла ещё полчаса. Медленно оделась и прихватив с собой набор тренировочного оружия, отправилась туда, где раньше проводились тренировки. Сейчас это место было непригодным для чего-либо. Стоило закрыть поместье и помимо слуг отсюда в другие поместья переместились воины и охрана, оставив поместье практически без защиты.