Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Нита Кван по-новому взглянул на старого охотника.

– Тебя послушать, так ты презираешь власти.

Старик поспешно пыхнул трубкой, чтобы не потухла.

– Представь себе ребенка, который должен постоянно показывать другим детям, какой он умный. Остальные играют, носятся, едят, любят мам, а этот малыш не может остановиться и умничает. Знакомая картина?

– Слишком хорошо знакомая, – рассмеялся Нита Кван.

– Власти. В основном это люди, которые так и не научились жить. – Та-се-хо со смешком откинулся. – Учти, что я старик, не знающий магии. Если бы я мог убить оленя за милю одним движением пальца, то был бы другим человеком. Но вот охотиться меня никто не учил. И я люблю охоту. – Он сел прямо. – Не знаю, как еще объяснить – мне не хватает слов.

– Ты философ, – повторил Нита Кван.

– Глядишь, я и полюблю это слово. Но вот что: через неделю Внутреннее море замерзнет. Если мы собираемся плыть, то лучше поторапливаться.

И часом позже они уже плыли на юг по направлению к Н’гаре.

Аббатиса внимательно прочла последнее донесение из Харндона, а сестра Амиция терпеливо ждала, упрятав кисти в рукава.

Один раз аббатиса поморщилась, затем ее лицо застыло. Если присмотреться, можно было понять, что она перечитывает донесение снова от начала и до конца. Теперь она закусила губу. Потом состроила мину – совершенно не по-аббатски.

– Ты знаешь, о чем здесь сказано? – спросила она у Амиции, и та покачала головой.

– Я, мадам, когда прибыл королевский гонец, была у себя в часовне у Южной переправы. Поскольку донесение полагалось доставить сюда, а воскресенье прошло, я сразу и принесла. Гонцу было нужно поспеть в другие места.

Мирам побарабанила пальцами по ручке кресла.

– Король назначил в Лорику нового епископа, который считает, что без его индульгенции весь орден Святого Фомы падет. – Она улыбнулась, но не обычной улыбкой, а запальчивой. – Подозреваю, что мы с приором Уишартом согласимся – у него нет власти над нами, но я предвижу известные неприятности.

– Новый епископ Альбинкирка – замечательный священник, – сказала Амиция.

– Он к нам наведался! – подхватила Мирам. – Ха, и застиг нас в сорочках. Банный день, а новый епископ стучится в ворота! Но сэр Майкл вызвал охрану, и мы привели себя в порядок, а ванны снесли на кухню. Он и правда милейший человек, а в его теологии есть свежая струя. – Мирам свернула свиток. – Он подтвердил твое право служить мессу, когда нет священника. И назначил к нам нового капеллана – отца Десмонда. Ученого, ни больше и ни меньше! Мы показали себя с наилучшей стороны.

Амиция снова сделала реверанс.

– Жду не дождусь встречи с ним.

– Ты, верно, устала, дорогая сестра. – Мирам выдержала паузу. – О вольностях, которые тебе предоставлены, все только и говорят. Будь добра явиться сегодня на службу, и на заутреню тоже, дабы все узрели твою набожность.

Амиция вспыхнула и подавила гнев.

– И ты понадобишься нам для восстановления линии обороны. Пока ты здесь, хору – герметическому хору – нужно поупражняться. – Мирам взялась за голову. – И кто только придумал, что в монастырях царят мир и покой?

Когда личинки превратились в мотыльков, Ота Кван испытал пренеприятные чувства. Когда же подвешенные трупы его товарищей превратились в личинки, он задумался о вещах, размышлять над которыми не хотелось, а потому с головой окунулся в дела. Он набрал пополнение из желторотых юнцов полудюжины племен, вдохновленных Знатоком Языков, и возглавил их в короткой кампании – сначала для устрашения абенаков, а после – дальше на восток.

Абенакские войска ему навстречу не выступили. Он остановил свой отряд к югу от вереницы приречных сел и встретился с делегацией старейшин. От них он потребовал рекрутов и пригрозил разорением, а два престарелых воина, которые той весной были верховным руководством, ответили яростной бранью.

Ота Кван сказал им:

– Отныне ваш повелитель – Шип. Покоритесь – умножите силы. Воспротивитесь – будете уничтожены.

Поставив их перед выбором, он повернул на юго-восток. Шип дал ему посох, не подпускавший рхуков, которые вдруг наводнили низину близ Внутреннего моря, и шесть неуклюжих великанов шли за ним следом. Остальные предпочли держаться подальше. Он ожидал, что почувствует прилив энергии, но ничего подобного не было, и только рхуки подчинялись его воле.

Через шесть дней пути отряд вынырнул из каменистых болот у селения Непан’ха. Пройдя по первому снегу, он встретился с местной главой, женщиной по имени Прыгучая Форель, которая стояла с копьем в руке на верхней площадке палисада в причудливом наряде из шкуры северного оленя.

– Шип требует вашей сдачи! – крикнул он.

– Пусть придет и потребует сам, а не присылает какого-то недоумка!

– Он уничтожит вас, – пообещал Ота Кван.

Старуха повернулась, задрала платье и выставила голые ягодицы. Она протяжно выпустила газы, а ее окружение расхохоталось.

– Передай своему колдуну – пусть отымеет березку! – прокричала она.

Ота Кван дал волю гневу. Он почувствовал себя выше, сильнее – и действительно стал таким. Воздев посох Шипа, он направил его на стену.

Вдали послышался рев. Земля задрожала.

Дюжина рхуков заковыляла вперед.

У защитников стены были луки и копья; рхукам пришлось туго. Четверо умерли сразу.

Но великана убить нелегко. Те, что выстояли под ураганным обстрелом, голыми руками снесли палисад и вошли в поселок. Они предались буйству, круша все вокруг, ровняя дома с землей и убивая всех подряд: овец, лошадей, детей.

Сопровождаемый пятьюдесятью воинами, Ота Кван последовал за ними в пролом. Он указал во все стороны и велел командирам зачистить стены.

– А потом? – спросил один из молодых абенаков.

– Потом перебейте всех, – сказал Ота Кван.

Пришедшие из-за Стены так не поступали. Но воины были молоды и успели многое перенять у Кевина Орли.

Через десять часов в погребе обнаружили последнюю безутешную мать, ребенка у нее вырвали и убили. Ее саму изнасиловали и обезглавили. Юные воины были с ног до головы в крови; одних тошнило от содеянного, другие пришли в необычное возбуждение. Абенакам и сэссагам изнасилование было в новинку – пришедшие из-за Стены, когда воевали, имели обыкновение забирать женщин на родину, удочерять их, жениться на них. В противном случае матроны карали воинов.

Вот только у Шипа не было матрон.

А сам он был здесь. Шип прибыл, переодетый в Знатока Языков.

– То, что вы совершили, сделано для меня и вашего народа, – молвил он. Затем подошел и грациозно преклонил колени у трупа женщины, погибшей последней. – Согласитесь, ужасно? Она была личностью, а вы превратили ее в вещь. – Он встал. И улыбнулся. – Слушайте, мои воины! Мы делаем это ради спасения остальных. После Непан’ха ни один город не окажет мне сопротивления. Это спасет много жизней, включая ваши. Но не только – еще и других женщин, других младенцев.