Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Они сошлись так быстро, что Деметрий не разобрал, что стряслось. Кроме того, что чужак уложил на снег сэра Тайраноса вместе с конем. А затем его силуэт как бы расплылся – он весь окутался снегом, и по наемникам ударил порыв ветра, так что их первые стрелы буквально сдуло.

Тот же шквал поднял стену снега, похожую на целый сонм призраков.

– Берегись, это колдовство! – заорал Деметрий.

С ним были два умелых чародея, и оба воздели щиты, которые сверкнули ржавым отблеском в лучах заходящего солнца и ярко заискрились.

Многие воины Деметрия перекрестились, другие оградились знаком, похожим на пару рогов.

Фронт сдутого снега распахнулся и явил дюжину вардариотов под началом графа Зака, летящих галопом в десяти лошадиных скачках. В передовую шеренгу войска Деметрия вонзился рой алых стрел, которые затем опять превратились в снежные вихри и сгинули.

Издевательский смех лизнул слух Деметрия, как пламя – сухое полено. Над ним потешались. Но его войско не пострадало, а дюжина людей и лошадей, коих он только что лишился, была небольшой ценой за пятнадцать лиг проделанного пути. Он развернул коня, и движимый чародейством снег вновь пал на землю, после чего вдали стало видно сэра Тайраноса, которого уводили в неволю.

Деметрий сорвал с головы и с отвращением бросил в снег золотой бацинет.

– Будь оно проклято! – прорычал он. – Господи Иисусе Христе, мать его так! Лошади! Сменить лошадей! Эй, вы, маги так называемые! Что это была за хрень? Разве я должен отдельно приказывать разбираться с такими вещами?

Герметисты молча стояли возле своих лошадей. У обоих были пепельно-серые лица.

– Ладно! – сказал он, занося меч.

– Мы даже пробовать не посмели, – прошептал тот, что был ближе.

Деметрий взрыкнул. Он достаточно владел собой, чтобы понять: ему не выиграть никакого боя, если он перебьет половину своих штатных колдунов. Фыркнув, он развернул коня и затрусил назад к запасным лошадям, где Дариуш и три его разведчика наблюдали за отступлением.

– Что дальше? – крикнул он.

Дариуш молча показал пальцем.

Позади них в долине пятьдесят всадников уводили своих вьючных лошадей. На дороге бушевало пламя: подводы были объяты огнем, а тягловые животные мертвы.

– Я соглашусь – это и правда образцовое степное сражение, – сказал граф Зак. – Но скучное. Что же нам, дожидаться теперь, пока его лошади околеют с голоду?

Герцог был известен самодовольством, которое не прибавляло ему друзей; с другой стороны, маленькая победа оказалась забавной, а большинство людей милостью деспота обрело теплый ночлег и вволю вина.

– Нет, теперь мы пару часов поспим и вернемся к войску. Деметрию конец. Обоза не стало, ему придется отступать. Мы отвезем меха, а он подожмет хвост и уберется домой. А что до нашего пленника – надо же, какие вещи мы узнали!

Зак рассмеялся.

– Надо было отдать его моим девочкам – вот он запел бы!

– Нет, так нехорошо. Ему хватило смелости выступить против меня, и я не хочу, чтобы его пытали. – Герцог с улыбкой откинулся в седле. – Ну, не совсем. Он верит, что пытки грядут, и это, конечно, будет использовано против него.

– Тебе это нравится, – сказал Зак. – Ты считаешь себя умнее всех.

– Хлебни еще горячего винца, – посоветовал герцог.

Они поехали обратно к Вьюну и по пути трижды переменили лошадей – все животные вымотались, замерзли, а вскоре после восхода луны температура и вовсе упала. Чуть севернее за ними следовала огромная стая шакалов, и в маленьком отряде все отлично понимали, что ждет любого, кто отобьется, – в такую пору шакалы были символом голода и отчаяния.

Люди надевали одежду слой за слоем; граф Зак щегольнул великолепным красным вардариотским кафтаном на лисьем меху и с капюшоном.

Герцог два дня не пил своего зелья. В походе он не мог быть полупьяным и одновременно командовать, а потому ему пришлось законсервировать свою мощь и приготовиться противостоять Гармодию. Но старый магистр был вежлив и молчал.

Он заговорил ближе к полуночи.

«Объяви передышку, и мы согреем воздух. С воздухом просто. У тебя уйма возможностей. Ты очень экономно применил свои силы против Деметрия – молодец. Ты и правда становишься сильнее».

«Гармодий, ты предлагаешь мир?»

«Я нашел другое решение, Габриэль».

«Неужели? Как… ведь ты мне не врешь?»

«Вовсе нет. И о решении поэтому не скажу, но даю слово, что оно не причинит тебе вреда и поможет твоему делу».

«Разве я против?»

Наступившая пауза длилась так долго, что герцог начал бояться, не исчез ли старик. Испугался?

«Послушай, Габриэль. Я эгоистичная сволочь и не хочу умирать, но на кону стоит нечто большее. Когда я тебя покину, постарайся не забыть, что мы союзники. И в знак моих добрых намерений я позволяю тебе заглянуть в твой Дворец воспоминаний. Я… м-м-м… отдал распоряжение».

В былое время герцог едва ли сумел бы ехать сквозь снег и следить за окрестностями, одновременно беседуя с бесплотным существом и собирая волю в эфире, но силы его неизмеримо возросли, и он нырнул в свой Дворец.

Тот погрузился в сумерки за последние месяцы, так как герцог все активнее прибегал к зелью, чтобы сдерживать старика. Теперь здесь было светло и чисто. А на мраморном постаменте в центре ротонды размером с ливиапольский собор Святой Софии стояла статуя женщины: почти наверняка – Пруденции. Она улыбалась.

«Это лишь видимость, – сказал Гармодий. – Но я, уходя, подумал, что ты по чему-нибудь затоскуешь. Время у меня было. Я имел доступ ко многим твоим воспоминаниям и сделал ее настолько похожей на живую, насколько посмел».

Габриэль посмотрел на настенные символы.

«Я вижу более пятисот потенциальных заклинаний», – проговорил он.

«Я предоставил тебе все, что мы знаем».

«Ты пугаешь меня, старик. Мне, верно, следует выпить отравы, чтобы ты сгинул».

«Послушай, мальчик. Пожив у тебя в голове, я столько узнал, что не стал бы… еще чего! Достаточно сказать, что я в любой момент мог завладеть твоим мировосприятием. Но зачем? Я этого не сделал. Подумывал, но – не сделал. Есть вещи, до которых даже я не унижусь».

«Ты не хочешь стать Шипом».

«Даже Шип не хотел стать Шипом. Этот несчастный урод становится оболочкой – орудием».

«Чьим?»

Снова пауза.

«Объяви привал», – велел Гармодий.

Герцог собрал вокруг себя все войско, и вскоре снег был утоптан копытами. Затем лошадей сбили в плотный табун на окраине ельника, который защитил их от ветра. Стоял такой холод, что перехватывало дыхание, а под кронами древних деревьев завыли шакалы. Лошади нервно перетаптывались.

– Пойдем-ка дальше, – сказал граф Зак. – Слишком холодно для стоянки.

– Погоди, – отозвался герцог.

Мелкими рывками температура повысилась.