Анна Орлова - Наука и проклятия

— Отдыхайте, — повторил он, смерив меня внимательным взглядом. — Доброй ночи, миледи.

Чуть слышно скрипнула дверь, и барон словно растворился в тихих и безлюдных коридорах замка…

Как ни терзали меня недобрые мысли, усталость оказалась сильней. Перебарывая зевоту, я разделась, с ожесточением выдрав из волос веночек из апельсиновых цветов, и надела лежащую на постели чистую сорочку. К накрытому на столике холодному ужину не притронулась, есть не хотелось. Я нырнула под теплое одеяло и практически сразу отрубилась…

Разбудило меня странное ощущение. Сказалось чутье, которое вырабатывается при наличии двух озорных младших сестер. Чужой взгляд, интерес, ожидание. Как у Риш, когда она устраивала очередную шалость и, затаившись, ждала реакции.

Я взглянула из-под ресниц, ожидая увидеть горничную или, на крайний случай, «мужа». Однако разглядывал меня, сунув руки в карманы, незнакомый светловолосый тип. Судя по тому, как он хмурил брови, увиденное его не порадовало.

— Кто вы такой? — распахнув глаза, спросила я хриплым со сна голосом. — И что здесь делаете?

Закричать? Не так уж пуст замок, наверняка кто-нибудь примчится.

Блондин усмехнулся и бесцеремонно уселся на кровать. Внешность приятная, располагающая. Широко расставленные голубые глаза, прямой нос, ямочка на подбородке, крепкие плечи. Одет в костюм для верховой езды — редингот, бриджи и ботфорты — и, судя по запаху пота, приехал совсем недавно, даже не успел переодеться.

Блондин поджал губы и осведомился:

— Вам так нужны деньги, что вы не удосужились даже попросить фотокарточку?

— Чью? — не поняла я, чувствуя себя зрителем, который попал на середину спектакля и теперь отчаянно пытается сообразить, что происходит на сцене.

— Мою! — вдруг рявкнул он и подался вперед, нависая надо мной. — Ну здравствуйте… жена.

Я вытаращилась на него, как наш завлабораторией — на результаты опыта, когда мисс Лидс по ошибке добавила в питательную среду сахар… и побоялась заведующему в этом сознаться.

Этот экземпляр рода человеческого не напоминал моего «мужа» и близко. Руками-ногами я на венчании двигать не могла, но зато прекрасно все видела! Блондин, голубоглазый, без шрамов и перебитого носа, к тому же на голову ниже вчерашнего брюнета. И пахло от него совсем иначе: травой, разгоряченным телом и конским потом.

— Что вы себе позволяете, мистер? — прошипела я, без страха глядя в лицо нависшего надо мной мужчины. — Выйдите из моей спальни, или я закричу.

— Кричите, — разрешил он безразлично. — Никто не станет вмешиваться в супружескую ссору.

— Перестаньте. — Я продолжала смотреть в голубые прищуренные глаза. — Думаете, я не помню, с кем стояла у алтаря? Вы даже отдаленно не похожи!

— Правильно, — согласился блондин. — Потому что…

Его прервало гулкое «бомм!», от которого я подпрыгнула на кровати, угодив «мужу номер два» лбом в переносицу.

Он что-то прошипел (точно не комплимент) и поднялся на ноги, прижимая ладонь к носу. Надеюсь, сломала? Хоть в чем-то будет сходство с «мужем номер один»!

Блондин посмотрел на меня исподлобья, и надлежащей супружеской любви в его взоре не было.

— Через полчаса завтрак, — чуть гнусаво сообщил он и шмыгнул носом. Из-под пальцев капнуло алым. — Там поговорим.

И вышел из спальни, от души хлопнув дверью.

Я задумчиво посмотрела ему вслед и сладко потянулась. Выбралась из постели, босиком подошла к узкому окну и выглянула. Ого! Высоковато меня поселили, по-видимому, всерьез опасались побега. Значит, барону не терпелось обзавестись наследником. Вопрос, которому из?..

Тут в спальню робко заглянули уже знакомые горничные, и мне стало не до размышлений.

На вопросы о бароне и его семействе девушки упорно отмалчивались. Бетти пискнула только, мол, его милость сам все расскажет, и вжала голову в плечи. Прямо как студенты на вопрос, кто пойдет к доске…

Зато меня препроводили в столовую. Была она огромной, неуютной, серой и промозглой. Горящий в огромном камине огонь худо-бедно справлялся с тем, чтобы поданные к столу кушанья не стыли моментально (и это летом!), но толком согреть гулкую пустую столовую был не в силах. По-видимому, строили ее во времена, когда за трапезой собирались несколько десятков человек, теперь же здесь сидели всего пятеро: моя «свекровь» (хвала богам, в единственном экземпляре!), оба «мужа» и две хорошенькие юные девицы. В стороне с почтительным видом застыл лакей.

Во главе стола устроился блондин, тем самым косвенно подтверждая свои притязания за баронский титул и заодно на брак со мной. На стене за его спиной висел штандарт с вышитым гербом — стилизованной алой розой и полосой в углу.

Брюнет при моем появлении даже головы не поднял, всецело поглощенный ростбифом и зеленым горошком. Зато я, увидев знакомую физиономию со шрамом и перебитым носом, почувствовала облегчение. Значит, две самые неприятные гипотезы можно отбросить. Брюнет мне не почудился, и «муж» не един в двух лицах.

Зато все три дамы уставились на меня с жадным любопытством грифов, прикидывающих, не пора ли выклевать глаза умирающему.

— Доброе утро, — ледяным тоном произнесла «свекровь», как бишь ее? Офелия Бернис Скотт.

Интересно, мне-то как теперь положено к ней обращаться?

— Доброе, доброе, — покивала я, остановившись в нескольких шагах от стола.

— Фицуильям, дорогой… — сказала миссис Скотт, взглянув на сына. На мгновение ее холодное лицо смягчилось, а недовольные складки у губ разгладились.

Он нехотя поднялся. Нос у него, увы, оказался не сломан, от удара осталась лишь легкая припухлость.

Блондин подошел ко мне, взял под локоть — руки у него были ледяные! — и, откашлявшись, произнес громко:

— Дорогая… Маргарита, — на моем имени «муж» запнулся, явно не сразу его вспомнив. — Позволь представить тебе моих близких. Моя мама, Офелия Бернис Скотт. Сестры — Джорджина и Хелен. И начальник стражи, Донал Грин.

Сестры ограничились кивками, хотя младшая, Джорджина, смотрела с любопытством и почти дружелюбно.

Брюнет поднялся, отвесил поклон и хрипловато сказал:

— Счастлив с вами познакомиться, миледи.

Я попыталась скинуть руку «мужа», но он держал крепко.

— Не могу ответить тем же, мистер Грин, — сухо заметила я.

Джорджина подавилась чаем под неодобрительным взглядом матери.

— Дорогая, — стиснул барон мой локоть, — давай не при слугах.

— Боишься, что они заявят в полицию? — осведомилась я, резко повернувшись к «благоверному».

Он отпрянул, видимо опасаясь за целостность носа.

— О чем ты? — Он сделал непонимающее лицо, а начальник стражи кашлянул.

— Томас, ступайте на кухню! — велела свекровь лакею, разглаживая на коленях салфетку. — Дальше мы сами справимся.