Людмила Минич - Кровь ниори

– Послушай, а ведь я до сих пор не знаю, как тебя звать, – спросил он тихо.

– Можешь называть меня Дэйи, – был ответ.

– Дэйи, – повторил Леки. Ему это далось гораздо труднее, чем южанину. – Вроде коротко, а несподручно…

– Если трудно, можешь говорить Дэй. Так легче.

– Так очень на кро похоже, на наш язык. А Дэйи – непривычно как-то. А откуда ты? – небрежно уронил он, делано зевая.

– Издалека. Лучше много не болтать и затаиться. Мы не зря костер не зажгли и лошадей поберегли.

Леки решил лишний раз не напрашиваться, пока ему тоже кляп в рот не засунули, и замолк. Про себя же он решил сторожить, не засыпать, вдруг его помощь понадобится. И стоило принять такое решение, как он незаметно провалился в сон.

Проснулся Леки от толчка в плечо. Усилием воли он разлепил глаза, увидал над собой фигуру, закутанную в плащ, и тут же вспомнил весь вчерашний день.

– Пора, собирайся, уже почти рассвело, – донеслось до него, еще затуманенного сном.

Что касается «почти рассвело», южанин явно поспешил. Серело. Но вообще-то он прав, пока они доберутся до Просеки, будет уже светло.

И на самом деле, когда они вновь выехали на дорогу, ведущую в Кусток, и устремились по направлению к Просеке, рассветало, хотя в лесу еще стоял сумрак. Пока солнце не поднимется высоко над деревьями, лучше не станет. Но день, решил Леки, будет куда теплее и светлее, ведь тумана и в помине нет, и воздух не такой пронзительный с утра. Так он успокаивал себя всю дорогу, поневоле беря пример с южанина, которому, казалось, все равно, в какую петлю соваться. Ему удавалось приободриться, но тревога здешнего леса плескалась в нем беспрестанно, накатывала волнами, наполняла" сердце Леки снова и снова. И вроде времени минуло всего ничего, а они уже добрались до Просеки.

И вот они уже смотрели на нее. Широкая и довольно ровная, тем не менее она не очень хорошо, недалеко просматривалась. Деревья своими ветвями часто совсем застилали свод над ней. Лоскутья весеннего неба глядели через плотный частокол сросшихся ветвей. Леки подумалось, что летом под ее сводами должна царить густая тень. Разросшиеся кусты угрожающе выступали на дорогу, сильно сжимая пригодную для езды тропу. Кое-где прямо посреди Просеки уже пустили корни и поднялись молодые деревца. Летом она, должно быть, густо зарастала травой, но сейчас легкий ветерок носился над мокрым прошлогодним серо-бурым падолистом да голые ветки щетинились по обеим сторонам. И веяло оттуда жутью, иначе не скажешь…

– Хорошую когда-то дорогу прорубили, – задумчиво произнес спутник Леки. – Для чего, интересно? Она никуда не ведет. Конец ее посреди густого леса.

– Арви… Это наш лучший охотник в Кобе. Он рассказывал, что когда-то, очень давно, когда он совсем мальчонкой был, в Айсин Король пожаловал, свою провинцию поглядеть. Очень осерчал, когда узнал, что придется огромный крюк вокруг Айсинского леса делать. Или, может, Арви приврал, есть у него эта привычка, и решил Король на самом деле позаботиться о нас, подданных, стало быть. Словом, приказал он проложить просеку через лес от Бата в К о рпас. Ну, почти с востока на запад.

Незнакомец кивнул:

– Я проезжал через Корпас, там мне и посоветовали податься через лес.

– Ну вот, – продолжил Леки. – Говорят, народу согнали – просто ужас. С каждого двора на расчистку забирали по человеку, а где и больше. Еще бы, Король приказал! Ну, довели просеку досюда, а тут Король взял и умер. Не до нас в Эгросе стало. Люди по домам разбежались. Но дорога-то хорошая! И стали ее вовсю пользовать. Из Кустока вон какую хорошую тропу протоптали. Это теперь она брошенная, вот и зарастает потихоньку. От Кобы раньше тоже прямо сюда тропа торная была. Ее давно уж нет. А там, где мы ехали, охотники больше ходят, путники редкие, да и то не в одиночку. После того как Байг сгинул, сюда стараются и вовсе не забредать, эту тропу совсем и забросили.

– А куда эта самая тропа ведет? Один конец – понятно, в Кусток, ты говорил. А другой куда?

– А раньше там два больших поселка было. Прямо в лесу. Все больше охотники, тогда ведь еще никто не боялся. Они голубых атаев промышляли. Слыхал про таких?

– Да. – Незнакомец со вниманием смотрел в ту сторону, словно пытаясь охватить внутренним взором сразу пол-леса.

– Так вот, раньше они прямо тут и водились, в нашем лесу, только ловить трудно было. Хитрющие зверьки. Да и немного их. И придумали их разводить. Только голубой атай, ведь он только в лесу живет. А снаружи – умирает, два-три дня живет, не больше. Вот они прямо в лесу и обосновались, атаев ловить, да тут же и в клетки сажать. Прибыль была, Арви говорил, огромная, целый промысел развернулся. Как забогатели первые, народ туда сразу и потек. Только теперь там тоже никто не живет. Покинули все и сбежали. И атаев почти не стало в округе. Туда мало кто теперь ходит, разве только охотники в надежде, что голубой атай попадется.

– Никто не ходит? А это что же? – Южанин указал на свежие отпечатки копыт в грязи.

«Проклятье, – подумал Леки, – неужто страх так меня захватил, что я, как слепой, не заметил очевидного? А рассказывал-то ему, что охотник! Позорище!» Он всмотрелся в перемешанную копытами грязь и удивленно сказал:

– Чудно. Их трое было. Они прискакали из Кустока и по Просеке отправились. Втроем! Самоубийцы, – и осекся. «А мы-то кто?»

– Это воины, – сказал Дэйи. – Их кони несли на себе что-то тяжелое. Наверняка оружие и доспехи. Они, должно быть, решили, что втроем сильны и могут рискнуть. Или их никто не предупредил, – протянул он, – так же, как и меня в Корпасе. Но проехали они здесь совсем недавно. У нас хорошие кони, мы можем их догнать. Впятером будет безопаснее. Вперед!

Он подобрал поводья и, уже готовый отправиться в путь, бросил Леки, остолбеневшему в смятении под действием противоречивых чувств:

– Не отставай. Слышишь, ни в коем случае. Старайся держаться все время справа от меня.

Неуловимыми движениями он распустил почти все завязки на плаще, кроме верхней, и устремился вперед по Просеке. Это, верно, чтобы легче оружие выхватить. Леки поспешил за ним, тоже торопливо прилаживая лук, чтобы сподручнее ухватить, если что, тревожно размышляя о том, не последний ли это поход в его жизни. Через некоторое время ему все же удалось загнать тревогу глубоко внутрь, и в голове осталось главное: «Смогу и это побороть – значит, совсем свободный».

Утро уже перетекло в Первый Час Пополудни, а они так и не нагнали трех всадников. А между тем следы копыт трех лошадей отчетливо виднелись на жирной грязи, покрытой падолистом. Просека, такая ровная вначале, в глубине леса делала много поворотов, видно, огибая лесные болота, которых в этой местности множество. В надежде нагнать всадников они долго не сбавляли прыти, потом стали сдерживать коней, чтобы не уморить их.