Людмила Минич - Кровь ниори

– Стой, – спокойно согласился Инхио. – Но дальше не ходи, не мешай ему.

– Да я тут…

Леки неловко присел на ствол небольшого деревца, поваленного, верно, непогодой. Уж очень тонкий, но и так сойдет. Левая половина тела все еще ныла, долго на ногах не выстоять. Устроился, подпер подбородок. Дэйи все так же безмолвствовал. Вскоре холод начал пробираться под плащ, но уходить, возвращаться на поляну, искать свое одеяло не хотелось. И место это можно уже не найти, и страж вдруг таким добрым не окажется. Поеживаясь, он ждал, когда тишина – звуки, летавшие по поляне, тут почти не слышны – будет нарушена.

Наконец Дэйи опять заговорил. Слова не лились уже спокойной рекой. Он бросал их с нажимом, точно убеждая кого-то. Леки внимательно вслушивался, стараясь сообразить, о чем все-таки речь. В последние дни у него вошли в привычку попытки употребить свой дар с пользой, и он прикрыл глаза, расслабился, постарался прислушаться не только ушами, но и всем существом. Да, Дэйи был недоволен, он убеждал кого-то, и не просто, а очень настойчиво. Но смысл слов все равно остался непроясненным. Леки расслабился еще больше, стараясь пристроиться на тоненьком стволе поудобнее. Когда во рту появился знакомый металлический привкус, он даже попытки не сделал приоткрыть глаза, вопреки всем предостережениям Дэйи. Впереди замелькали вспышки, посыпались обрывки его прежних видений, деревья, лица…

Он так и впал в забытье, сидя, застыв, даже окаменев. И оказался в пустоте. Впервые ему было так неуютно и тоскливо в своих виденьях, и он уже хотел вернуться, открыть глаза, но на какой-то миг пустота показалась ему непустой. Он попытался сдвинуться в ней, посмотреть, что же там дальше, но не смог, лишь задергался в ней, как в липкой паутине. И тут пустота дернулась сама. Она внезапно свилась в тугой клубок, вытягивая за собою Леки. Ему показалось, что его расчленяют без боли, и он отчаянно рванулся наружу, вон из страшного виденья, но ничего не вышло. Зато клубок раскрутился, и Леки вместе с ним, теперь он оказался сразу в нескольких местах пустого нечто. Но пустота и тут не оставила его в покое. Она крутила, кружила, складывала и раскладывала, вытягивала и сжимала. Было не больно, но неприятно до ужаса, до внутренней дрожи в костях, до судорог по всему телу, казалось, что сейчас его стошнит.

Через некоторое время Леки перестал бороться, оставил попытки выбраться. Сил не осталось, трясина засасывала все глубже и глубже, и, тупея от ее непрестанного напора, он затих. Пустота потянула его слабее, крутанула тише. Он совсем затаился – пустота затаилась тоже. Леки так и не удалось облегченно вздохнуть, страх все равно давил его до тошноты. Но тут до него дошло, что страх не только внутри, снаружи пустота переполнена им до краев. Она сама боится, просто в ужасе! В ужасе и тоске. Как только он двинулся в первый раз, она сразу и переполнилась страхом. Пустота боялась его, Леки, что вторгся сюда непрошено, она страшилась того, что он вторгнется вновь.

Леки чуть слышно вздохнул и попробовал высвободиться из нее без движенья, лишь усилием воли, просто открыв глаза. К его удивлению, удалось почти сразу, и он легко очнулся, поднял веки, пригляделся к темным пятнам, плававшим снаружи. Зрение на сей раз вернулось быстро. Он лежал на земле, рядом в темноте нависли две фигуры. Леки без труда различил обоих стражей.

– А что… Совет? – хрипло выдавил он.

Дэйи вздохнул, как Леки показалось, облегченно.

– Инхио уже собирался за Лиссом идти. Но ты и сам проснулся.

– Со мной все хорошо… – Леки немножко схитрил. – Так что Совет? Они помогут нам? – жадно спросил снова ожидая и одновременно страшась ответа.

– Они велели со следующего дня, то есть завтра, уходить из Кромая. Понемногу, не привлекая внимания. Оставить Кромай до тех пор, пока время не покажет, что делать дальше.

Уж очень явное недовольство слышалось в голосе стража, не похоже на его обычное бесстрастие. Надо сказать, Леки разделял его неудовольствие целиком и полностью.

– И они бросят Кромай на растерзание безумцу с жуткой тварью внутри?

Леки передернуло, он невольно вспомнил недавнюю пустоту, тоскливую до жути, страшную и страшащуюся одновременно. Словно в другом жутком мире побывал, и возвращаться туда ни за что не хотелось.

– Я и так сказал на Совете больше, чем позволено простому стражу. – Иллири покачал головой. – Зря.

– Почему это? – набычился Леки.

– Своей настойчивостью я породил удивление, у некоторых – неудовольствие.

– Но тварь…

– Многие не верят в тварь, – оборвал его Иллири, – почти никто не верит. Мне следовало подтвердить то, что я сказал, хоть какими-то свидетельствами. Но я не мог сделать этого перед всем Советом. Вместо того я попытался убедить их. Не вышло.

– А ты бы смог представить более убедительные доводы. Или свидетельства? – спросил Инхио.

– Мог бы, – сказал страж после непродолжительного размышления, – но не перед целым Советом.

– Ну почему? – простонал Леки.

– Поверь мне, было бы только хуже. Сейчас они думают, что я заблуждаюсь, преувеличивая угрозу. Да, в Кромае для ниори стало небезопасно, это свидетельствуют многие стражи. Последние облавы доказали, что ниори следует находиться как можно дальше отсюда. Но в остальном – мне нет полной веры. А если бы я рассказал перед Советом, откуда я узнал обо всем, – мне перестали бы верить совсем. Не все, но многие. Сейчас этого нельзя допускать.

Он задумался. Леки подавленно молчал. Заговорил Инхио:

– Мы ведь оба знали, что так будет. И я говорил то же самое, что и Совет, всего несколько дней назад. Иллири, мы оба знали, что решение Совета будет именно таким! Глупо винить себя в том, что пока не совершилось и скорее всего не совершится никогда.

– Нет, – резко бросил Дэйи, – еще недавно я и сам так думал. Я сказал ему то же, что сегодня прозвучало в Совете! И снова я поздно понял свою ошибку. Прошло всего несколько дней, но для меня уже поздно. В Идэлиниори годы пройдут, пока они тоже сообразят. Они не очнутся, пока правда камнем не ударит по голове. Мы никогда не выйдем в Большую землю, Инхио, потому что, подобно людям, не хотим помнить своих ошибок! Потому что каждый раз нам становится больно от воспоминаний о наших черных днях! Которых можно было избежать, Инхио! Потому что, прежде чем бить тревогу, мы всегда надеемся на счастливый исход, на доброту Великой Матери, надеемся до тех пор, пока не становится поздно. В Идэлиниори так мало бед… Привычка к безопасной жизни за заклятьем лесов Эйянта делает нас снова и снова беспомощными перед угрозой. Мы даже боимся думать о новых напастях, Инхио! Сбежать, исчезнуть… когда-то это казалось единственным выходом, великим планом… Сколько сил вложено и сколько ниори потеряно для того, чтобы осуществить его! И что теперь? Разве сейчас мы счастливее, чем тогда?