Робин Хобб - Пой вместе с ветром

Ки согласно кивнула головой, покоившейся у него на груди. Их тела начинали понемногу отогреваться, наполняя теплом постель. Ки очень нравилось прижиматься ухом к его груди, когда он говорил.

— Он и нравится Джени в основном потому, что он немой, — сказал Вандиен. — Если бы у него была не только арфа, но еще и голос, он бы, вполне возможно, дразнил ее, как и все остальные. Тогда и ей пришлось бы платить ему той же монетой. И, уж конечно, ни во что не ставить его как мужчину. Но, поскольку он нем, она в глубине души жалеет его и тянется к нему. И к тому же пребывает в счастливой уверенности, что другим женщинам он не кажется слишком уж привлекательным. Не думаю, правда, что она когда-либо заговаривала о своих чувствах… вполне возможно, что она и сама себе полного отчета не отдает. Но какая-то часть ее существа знает все. И чувство вины не так донимает ее, стоит только подумать, что и ты испытываешь ко мне в чем-то схожие чувства…

— Вот, значит, как! — Ки перекатилась на живот и устроилась таким образом, чтобы, приподнявшись на локтях, смотреть Вандиену в лицо. Видно впотьмах было немного, но Ки не нуждалась в свете. Ее пальцы невесомо пробежали по его лицу, и прикосновение разгладило морщины на его лбу. Ки осторожно отвела влажные кудри и бережно проследила пальцем жесткую полосу шрама, отметив попутно, что его глаза были закрыты. Она погладила его лицо и спросила: — Меньше болит, когда я вот так глажу?

Вандиен вздохнул и ласково отвел ее руки.

— Телесно — меньше, — сказал он ей. — Но каждый раз, когда ты притрагиваешься, я заново вспоминаю, что он есть. Слушай, Ки… Мы с тобой не привыкли что-то друг у друга просить, но теперь я прошу. Пусть он пропадет для нас пропадом, а? Давай не будем говорить о нем, трогать его и вообще замечать. Хорошо? Хватит с меня этих нескольких дней и тех глупостей, которых я успел натворить. Не заработал ни гроша, да еще и упряжку там в храме утопил… Помоги мне, пожалуйста, вытащить скилий и вернуть их хозяину. А потом подыщем какой-нибудь груз для твоего фургона, заработка ради, и сгоним с меня семь потов. А что до ОСТАЛЬНЫХ моих глупостей… давай их просто забудем. Я тебя очень прошу. Ты — единственный человек, для которого мой шрам не имеет никакого значения. Так вот, именно тебя я прошу смотреть на него — и не видеть.

Он напрягся всем телом, и Ки это чувствовала. Как ни близко она к нему прижималась, она не могла его отогреть. Она передвинулась и крепко обняла его. И спросила себя, ощутил ли он вообще ее ласку. Она прошептала в ответ:

— Мы с тобой можем попросить друг друга о чем угодно, и так оно и будет. Спи, Ван. Завтра нам с тобой опять лезть в холодную воду…

— Вандиен, — проворчал он. — Мое имя Вандиен.

— Вандиен, — поправилась она тихо.

Они больше не разговаривали. Ки неподвижно лежала подле него и очень хотела поскорее уснуть, но сон еще долго не шел к ней.

Ки сидела на открытой грузовой платформе своего фургона и раздумывала о том, могли ли дела пойти еще хуже или уже был достигнут последний предел.

Мокрая одежда плотно облепила ее тело; впрочем, к этому последнему она начала уже привыкать. Сигурд и Сигмунд, насухо вытертые и закутанные в попоны, без большого воодушевления пробовали щипать жилистую солоноватую травку, росшую вдоль кромки галечного пляжа. Ки собиралась отыскать для них пастбище получше, дай только разжечь огонь и переодеться. Конечно, если к тому времени у нее останется хоть сколько-нибудь сил.

Прошлой ночью она все рассказала Вандиену про Рибеке и Дреша. Он слушал ее, не перебивая. Беда только, самой Ки все то, о чем она рассказывала, представлялось бредом сумасшедшей. Физическое напряжение минувших нескольких дней вычерпало ее настолько, что воспоминания приобрели довольно-таки нереальный оттенок. Гибель Меди представлялась ей теперь чем-то вроде вселенской катастрофы, и она вдвойне сожалела о той роли, которую ей выпало сыграть в столь прискорбном событии. Однако всего труднее оказалось рассказывать все-таки о том долге, который она за собой чувствовала. Ведь Рибеке спасла ее. Может быть, Заклинательница вовсе не думала о ней в тот момент. Или думала не больше, чем о ее тяжеловозах. Так или нет, но Рибеке ее СПАСЛА, и ничего тут не поделаешь. Потому-то Ки закончила свою повесть следующими словами:

— Терпеть не могу обзаводиться долгами, которые не в состоянии отдать.

— Не ты одна, — глядя в огонь, ответил ей Вандиен, и она знала, о чем он думал. О том, как Дреш не больно-то честным образом завлек его сюда, в Обманную Гавань. Ки поймала себя на том, что начинает ненавидеть эту деревню. Вообще все это хреново место. Холодную воду в затопленном храме, которая во всех смыслах УМЫЛА их обоих. А чего стоила непривычная подавленность Вандиена, стеснявшегося признаться в том, что питал, как дурак, несбыточные надежды!.. Нет, на редкость мерзкое место. Оно в каждом умудрялось растравить старые раны, вместо того чтобы помочь их исцелить.

…Очередной отлив пришел и ушел, и все без толку. Выручить Вандиеновых скилий по-прежнему не удавалось. Ки, конечно, помалкивала, но про себя задавалась вопросом: а были ли они по-прежнему там, на конце канатика? Может, они запутали его вокруг чего-нибудь там, в затопленном подвале, а сами сорвались с привязи и давно смылись? Может, они с Вандиеном последние два дня пытались вытащить вверх по лестнице храмовые фундаменты?..

Во всяком случае, Ки успела окончательно уверовать в безнадежность этой затеи, упряжка вымоталась и капризничала, а Вандиен постигал все новые глубины черного юмора…

Ки посмотрела в сторону моря. Вандиен стоял у края воды и смотрел на серые волны, плескавшиеся над храмом. Прибой подкатывался к самым его ногам, а потом, шипя, отползал. Вандиен держал в руках моток веревки, конец которой исчезал в воде. Прилив между тем наступал; если Вандиен так и будет там торчать, придется ему заново вымокнуть.

В первый же отлив после Храмового им удалось выудить конец каната, который в ту памятную ночь так и остался обмотанным вокруг поваленного камня. Мрачная как туча Джени отвезла их на своей дори, и Вандиен, как ни отговаривала его Ки, сам нырнул в глубину, чтобы обрезать канат и связать его с тем, что они доставили с собой в лодке. Потом пришлось нырять еще раз, чтобы протащить канат сквозь храмовую дверь. Вандиен полагал, что, даже если тяжеловозам Ки и удастся выкорчевать скилий из подвала, через иззубренные стены они их все же вряд ли переволокут. Делать нечего, Ки выменяла на сушеные фрукты и колбасу еще три бухты каната, которых хватило, чтобы достать до берега и пристегнуть конец к упряжи тяжеловозов.

После этого они пробовали сдвинуть скилий с места и в прилив, и в отлив, но все было напрасно. Ки даже загоняла коней в воду, подбираясь к храму как можно ближе, и вновь приказывала тянуть. Без малейшего толку. Даже если скильи не оборвали к шутам тот серебристый канатик, они явно зарылись как следует и отнюдь не намеревались покидать насиженное местечко, пока их любовный пыл окончательно не остынет.